ИЗ УЧЕБНОЙ ТЕТРАДИ
(1980 — 1988 г. г.)


* * *


Меня материи высокие взывали:
Вот где действительно фантазии простор.
Но крылья быстро мне пообрезали,
Чтоб сидя расширял свой кругозор.

1980 г.?


СОН 1985 ГОДА


Словно бы корытом
Огромадным очень
День стоит накрытый
Промежутком ночи.

Мне приснился сытый
И совсем голодный
Язвами изрытый
Сгусток благородный.

Только в нетерпенье
Будущий наш разум
Я подверг сомненью,
Как проснулся сразу.

Я лежал накрытый
Промежутком ночи
Словно бы корытом
Огромадным очень...

1985 г.


ИРОНИЯ


Я разглядел во мраке ночи
Звезду, похожую на Вас.
И настроенье было очень:
Портвейна выпил я как раз.
И потому, желая пылко
И весь горя до требухи,
Я потрясал в ночи бутылкой
И сочинял для Вас стихи.
А Вы так холодно светили
В тот миг, когда я весь сгорал...
Ах, лучше б Вы меня убили! -
И с этой мыслью я упал...
Очнувшись утром от прохлады
И с терпким привкусом во рту,
Я не нашёл своей отрады,
Я не нашёл свою звезду.
Зато увидел над собою
Обычный городской фонарь...
Да как я мог назвать звездою
Простую городскую тварь!
Наверно чёрт меня попутал,
А я признаться в том не смел.
Фонарь с звездой я перепутал,
Но как я ВАС на разглядел!..

1985 г.


СОВЕТСКИЙ ПРИМИТИВ


Тучка дождём пролилась на плечо,
Плечи продрогли, но мне горячо.
Чую, сердечко рыдает, как альт,
Падают слёзы лицом на асфальт.

Всё потому, что  она не пришла,
Видно, малина уже отцвела.
Ноги ступают по мокрой воде,
Нету мне больше покоя нигде.

Я так любил её нежный покрой,
Алые губки и взгляд непростой,
Бледные ноги до самых грудей...
Нет, ненавижу я больше людей!

Как же от смерти себя удержать?
Не с кем мне больше под небом гулять.
Птички летают в домашний уют
И на меня непомерно плюют.

Знали бы птички про горе моё -
Хором душевным воскликнули б: "Ё!
Разве возможно так много страдать?
Ваше лицо - роковая печать."

Но я замну свою боль навсегда,
Пусть между пальцев стекает вода,
Пусть полоскается тело теперь, -
Новая жизнь открывает мне дверь!

Через цветы я пройду в монастырь,
Буду людЯм от любви поводырь,
Буду стихи о проблемах писать...
Та-та, та-та-та, та-та... твою мать!

1988 г.




ИЗ КНИГИ ПЕРВОЙ. "ОТКРОВЕНИЕ МОЕГО ГАМЛЕТА"
(1988 — 1989 г. г.)


В ГОСТЯХ


В тёплой комнате мягкий диван
И - камином в углу - телевизор...
Отчего ж, - я как будто не пьян,
Но - мне хочется вниз, по карнизу?

Я неловок, смущён, как дикарь,
Ковырявший ногтями занозу,
Что случайно попал на алтарь
И усажен в приличную позу.

Ничего, я бывалый, смогу.
Лишь бы не было на сердце грустно,
Когда солнце опишет дугу
Мне на зависть легко и искусно.

Может, всё так и нужно, как здесь.
Очень даже смазливые речи...
Только в сердце рождается спесь
И желание противоречить.

Я совсем не уверен в себе.
Но мне нынче мучительно даже
Снисхождение в рыбьей губе,
Что закуской на столике нашем.

И в тоске из-за чьей-то спины,
Пропуская слова ушей мимо,
Вижу острые скулы луны
В волосах сигаретного дыма!

1988 г.


* * *


Звёзды отморочили, усопли.
Утро выползает в негляже.
Солнце свои розовые сопли
По стеклу размазало уже.

День явился радостным кастратом
И меня похлопал по лечу.
Я его обкладываю матом
И кидаюсь к Богу-палачу.

Дай же мне любимую, о Боже!
Дай, пока дыханье горячо.
Чтобы я свою щенячью рожу
Мог уткнуть в любимое плечо.

Чтобы потушить безумный пламень,
Где моя измученная тень
Бредит беспокойными стихами
В каждый нарождающийся день.

Слышишь, Ты! Божок земных убогих!
Наблюдатель, равный палачу!
Снова день становится на ноги!
Я от одиночества кричу!

1988 г.


* * *


Я б хотел разорваться хоть в клочья,
Я бы горлом пустил свою кровь,
Если б только имел полномочье
Своей смертью сказать про любовь.

Не могу, не могу, не умею!
Сколько раз я растоптан и вот
Снова с неба упал перед нею,
Ненавидя её за полёт!

1988 г.


* * *


Я знаю - истина во мне.
Она мне сердце разрывает.
Но ум последним понимает,
Он лишь в смятенье вопрошает:
Что происходит там, на дне?

И опыт мой идёт по следу
Чуть затаившейся души,
И говорит руке: пиши!
И славит тусклую победу.

1988 г.


* * *


Анатолию А. Васильеву

Нет, не часто, но всё же бывает,
Когда взор мой, измучен и дик,
Средь пристрастной толпы замечает
Просветлённый и благостный лик.

И как будто к органному звуку
Прикоснётся больная душа
И, храня эту сладкую муку,
Просветлеет, любовью дыша...

1989 г.


* * *


Где упованье в просветленье века?
Где вера чистая в незыблемость добра?
А, кажется, как будто бы вчера
Я знал, чем увенчают человека!

1989 г.


ПОДРАЖАНЬЕ ПЕСНЕ


- Что ты, дуб, не весел?
Что, скажи, бормочешь?
Или наших песен
Слушать ты не хочешь?

Или та берёза,
Что нам всем услада,
Дарит сердцу слёзы,
Что стоит не рядом?

Или, может, словом
Мало мы ласкали -
И стоишь сурово
В гордой, злой печали?

Мы к тебе ветвями
Ласково нагнёмся,
Добрыми речами
К сердцу прикоснёмся.

Станешь вновь ты весел.
Рядом, вишь, дорога
Нам весёлых песен
Обещает много...

Что ж ты плачешь горько?!
Будто наши речи
Обижают только
Иль грустны, как вечер?..

- Ах, вы, мои други!
Сколько я годочков,
Молодой, упругий,
Ждал хотя б листочка!

Сколько я желаний
Схоронил меж вами,
Сколько я мечтаний
Усыпил травАми...

А теперь я высох!
И от вас и горя
Взял бы лунный посох
И ушёл бы в поле.

Там хоть одиноко,
Но простор и воля.
Там я стану боком
К звёздам, ветру, полю...

Пусть лихая стужа
Закружит, завоет,
Растревожит душу
И возьмёт с собою...

1989 г.


* * *


Мне опротивели стихи;
Мне надоела проза жизни,
В которой лик моей Отчизны
Скроён из всякой чепухи!

Мне надоела проза жизни;
Мне опротивели стихи,
В которых прошлого штрихи
Полны унылой укоризны...

1989 г.


МОЕМУ ЗНАКОМОМУ


Холодно-значимой усмешкой
Меня коришь, как смерда царь.
Ну, что ж... Вези, дружок, не мешкай,
Приобретённую мораль
На рынок жалких рабских мнений,
Где ты надменно продаёшь
Новейших модных рассуждений
Такую же пустую ложь,
Как та, которой нас питали...
Да есть ли разница?! Едва ли!
Не зная сердца своего
Иль вовсе сердца не имея,
Ты из усердья одного
Получишь то, что не согреет
Ни чьей души; в твоих устах
Любая правда обратится
В занудный и гнетущий прах,
А чьей-то истины крупица
Завязнет в пошлых, глупых фразах...
Не жил ты сердцем, мой дружок!
Когда б ты жил, то разве б смог
Не изменить себе ни разу
В одежде ли, в привычке есть...
Да мало ли! Всего не счесть.
Твой покровительственный жест
Меня смешит - мне не обидно.
Но анекдоты, где не видно
Ни остроумия, ни чести,
Меня коробят... В твоей лести
Всегда корысть... Когда б ты знал
Свои недуги сам, то это
Не повторялось бы поэтом,
Который меньше прочитал,
Поверь, чем ты... Теперь - любовь.
Я с целомудренным серьёзом
Хочу сказать о том, как кровь
Порой кипит, о том, как слёзы...
Но ты от этого далёк!
Напрасен мой тебе урок!
И ВСЁ Ж: что видишь ты любовью,
Читая Шиллера в тиши,
Другой выхаркивает кровью
Исполосованной души
Ножами ревности и злобы!..
Нет, не тебе учить людей!
Вон тот, который, от утробы
Томимый страстностью своей,
Был этой жизнью измордован,
Он скажет ( только позови! ):
Не на познаньи мир основан,
А на испытанной любви!

1988/1989 г.г.


* * *


Мой вдумчивый и мощный Голос!
Зачем опять зовёшь ты петь
И всё, что жило и боролось,
Спешишь собой запечатлеть?

Через мои несовершенства
Стремленьем к истине, к добру,
Зачем лишил меня блаженства
В тобою прЕзренном миру?

Зачем лишь сердце жить устало -
Тебя пронизывает страх,
И шепчешь ты НАЧНИ СНАЧАЛА
С мольбой упрямой на устах;

И уверяешь в чём-то главном,
Что предстоит ещё сказать?..
Зачем ты так блажен, мой славный,
В упрямстве верить и страдать?!..

Сентябрь 1989 г.


* * *


Как втолковать смущенье духа
Сознаньем низменности "я"
Всем любопытствующим сухо
Наружной тайной бытия?!

К каким ещё незримым бедам
ГОТОВИТ ПРОСВЕЩЕНЬЯ ДУХ,
Плодя пародии вокруг
Пустых сердец тщеславным бредом?!

1989 г.


ВОСЕМЬ СОНЕТОВ


А. Т.


1


Нет прежнего во мне: и разговоры
Души и страсти стали тяжелей,
И некогда восторженные взоры
Угасли в пылкой тщетности моей.
Но я люблю, - и в сердце нет смиренья,
Коль, вспоминая прошлого черты,
Заноет грудь от ясного виденья
Когда-то благосклонной красоты.
И яростней становится желанье,
И гордость уязвлённая падёт
За лёгкое руки твоей касанье,
За прежний взгляд, что милость подаёт.
И нет ни в чьей душе правдивей звука:
Люби меня, о, ангел мой и мука!


2


Для ненависти слишком робок шаг
Любви моей, усталой и унылой;
Я сам себе порою словно враг
В отчаянье слепом и торопливом.
Но если ты подаришь мне любовь,
И я к тебе безмерно стану ближе,
И если вдруг остынет твоя кровь,
То, может, я тебя возненавижу.
Прости ж мне эти лишние слова,
Которых мы ещё не испытали, -
Так часто вторит сердцу голова
И страхом разбавляет яд печали!
Безумия, сердечной пустоты
Не испугаюсь, коль причиной - ты.


3


Где вкрадчивость - там нет любви,
Там только похоть иль тщеславье.
За что же Я томлюсь в изгнанье?!
За то, что сердце до крови
Натёр своею страстью УЗКОЙ?
За то, что я душою русской
До суеверия и страха
Люблю тебя? За то, что плаха
Мне эта - счастие даёт,
Когда, уставший быть мятежным,
Встречаюсь снова с взглядом нежным,
И сердце сладостно поёт?!..
Что ж!.. Пусть всё будет так, как было!
О только б ты меня любила!..


4


О, если от любви твоё коварство,
То мучь меня! Пусть боль моя - залог
Любви к тебе, а искренность - лекарство
От всех твоих сомнений и тревог!
О, если от любви твоё коварство,
То как душой измучилася ты,
Коль мыслишь, что для сердца страсть опасна,
А жаждешь лишь своей неправоты!
О, если от любви твоё коварство,
То сколько же раскаяний и слёз
За все мои мученья и мытарства
Твоей душе изведать довелось!
О, если так, то как я, гордый, мог
Не пасть ещё рабом у твоих ног!


5


Когда с моею страждущей душой
Лукавит ум, и я шепчу, как в тягость,
Что неба величавость и покой
Есть только лишь покой и величавость;
Что в людях правда злобно весела
И счастлива позорною привычкой
Прощать себя или не видеть зла
И то ценить, что от добра отлично;
Что страсть порой, глумяся над душой,
Внушает ложь, - и вот уж сердце снова
Пресыщенность пугает пустотой
И холодом неискреннего слова,
То, жалуясь, я всё-таки шепчу:
Как, ангел мой, с тобою быть хочу!


6


Для сердца своенравного довольно
И тени ускользающей мечты,
Чтобы стереть приличия черты,
А добродетель ВЫШКОЛИТЬ невольно
В угоду прихоти; а нынешние взгляды
В стыдливости сокрытые награды
Прозрели ущемленье наших прав,
Убогость сердца ВЕЯНЬЕМ назвав.
Но жаль мне не того, что одурь слепо
На гробе предка пляшет, - мучусь я,
Что ты - порою отраженье неба -
Так мощен дух, - на привязи вранья.
Я лишь хочу, чтобы желаний сила
Духовность патокой мирскою не убила.


7


Оставь, мой друг, услады пылкой вздор!
Не досаждай участьем неумелым!
Её душа, как и моя, болела, -
За что же к НЕЙ твой ветреный укор?!
Когда б ты знал несправедливость пени!
Мой друг, мне за гордыню суждено
С тобою пить постылое вино
И мучиться в плену угрюмой лени!
И если б не позорный мой покой,
Я б рассказал, какою страстной лаской
Под той же гордой, своенравной маской
Она порой горела... Друг ты мой!
Я сам себя терзал и мучил этим
Ту, что была дороже всех на свете!..


8


Как душу скорбную томят
Мятежных дней воспоминанья
И как болезненно желанье
Вернуться к прошлому, назад!
Как больно опытным умом
Твоей души живые звуки
Боготворить и ждать хоть муки
Душе, поверженной огнём
Неутолённой мрачной страсти,
И видеть твой пытливый взгляд,
И знать, что зря меня томят
Желанье слёз, желанье счастья...
Кто побеждён, тот и наказан,
Но как с мечтой расстаться сразу?!

1989 г.


ФИЛОСОФ


Одинокий и безродный,
И по летам молодой,
Жил философ благородный
С гордой, пылкою душой.
Был неглуп, хорош собою,
Но томился средь людей, -
Устремлялся же душою
За фантазией своей
И, стремяся не по летам
В тайны жизни заглянуть,
С вдохновением поэта
Не давал себе уснуть.
Так прошло четыре года,
Но однажды, мыслям врозь,
Что-то СДЕЛАЛА ПРИРОДА, -
И сомненье родилось.
И, смущённый тем сомненьем,
Вечерами он бродил,
Нежил сердце искушеньем
И роптал, что МАЛО ЖИЛ.
А потом в тоске бессильной
Он у Бога попросил:
"Если сердце неповинно,
Сделай так, чтоб я любил."
То ли небом, то ли адом,
Но ниспослана была
Сердцу пылкому награда,
И любовь огонь зажгла.
Но следы её горенья
( Гордость дух больной попрал,
Робость злила нетерпенье,
Страсть рассудок презирал... )
Так глубоко отразились
На возвышенном лице,
Что явилась с неба Милость
И дала покой в конце.
И, пройдя и ад и небо,
Он судьбу благословлял:
"Пусть я жил безумно, слепо,
Но я многое узнал!"

1989 г.


СОНЕТ


Я не люблю гордыни безмятежной,
Она сродни самодовольству, - нет,
Ведь ты, мой друг, я знаю, в сердце нежном
Хранишь страданья легковерных лет!
Высоким помыслам насмешка и опала! -
Ты ль не стенал в удушливой тоске
По прежде вдохновенным идеалам,
Что рухнули, как замок на песке?
Что ж делать, друг! Одно тебе скажу я:
Надеждой спорь с корыстным, злобным веком;
Кто жизнь прожил смущаясь и тоскуя -
Достоин называться человеком.
Пусть всё низвергнут модные кликуши,
Презренны не блуждающие души!

1989 г.


ОТКРОВЕНИЕ МОЕГО ГАМЛЕТА


Я, Гамлет, пишущий стихи
Чернилами своих страданий,
Вам этих строк-воспоминаний
Дарю тревожные штрихи...
Рождённый на брегах Салгира,
Я счастлив был до той поры,
Пока татарские дворы
Не нарушали в сердце мира.
То детство было. Каждый час
Стремился я отдать забаве,
Мечтал о подвигах, о славе,
Но рано праздник мой угас!
Я стал как будто замечать
Кругом унылую печать
Ничтожных мыслей и желаний,
Тщеславья мелких притязаний
И силы - грубой правоты,
И, не назвав ещё словами
Теперь презренные черты,
Смутился страхом и слезами...
Так первым разногласьем с миром
Отягощён был ( и не знал,
Что то Божественная Лира
Стыдливый робкий идеал
Уже вселила в моё сердце),
И я захлопнул к людям дверцы
Своей возвышенной души,
И тайно плакал я в тиши
Над бесполезным идеалом!..
Как я терзал себя кинжалом
Сомнений в зыбкой правоте!
И, не найдя ни в ком опоры,
Я изменял своей мечте
И в совести немые взоры
С ожесточением плевал...
Но мир милее мне не стал!
Как рано стал я ненавидеть
Людей презренные труды,
Их разговоры, их суды...
Как оскорбить и как обидеть
Мечтал весь мир ничтожный я,
Но малодушие привычно
Хватало за руку меня,
И лицемерил я публично...
Таков я был. Так в слабом духе
Потребность в книгах родилась,
И вот в величественном звуке
Душа моя отозвалась,
А ум окрепнул осознаньем,
И стал с гордыней я взирать
( Обиды новая печать
За идеалов поруганье),
И стал с гордыней я взирать,
И с злым презреньем хохотать
Над мировою суетою...
Но, слава Богу, что собою
Доволен всё же я не стал,
И сердца прежний идеал
Вновь поманил меня рукою!
И вот с ожесточеньем воли
Через сомненья, вялость, лень,
Отчаянье и злую пень
Ищу Божественной Юдоли,
Где Простота и Мудрость - свита;
Где Истиной на мир пролито
Так много скорби и любви...
То мой удел... Внимайте ж вы
Моих страданий звукам верным,
Оставьте быт, что чувства глушит,
И состраданием примерным
Познайте собственные души!

24 сентября 1989 г.




ИЗ КНИГИ ВТОРОЙ. "ПЬЕТА"
(1989 — 1993 г. г.)


СОНЕТ


Как слаб в поэте человек!
Как я страшусь в себе порою
Той властной силы, что стеною
Мне заграждает шумный век!
Опустошён от тяжких песен,
Скрываюсь в дружной суете,
Где мир в счастливой простоте
Так легкомыслен и так весел.
Я жду, когда душе наскучит
Шальная жизнь, потом домой
Спешу, где сонною рукой
Бумагу суесловье мучит...
И лишь усну с глухой мольбою:
О, если б ты была со мною!..

1989 г.


СОНЕТ


Когда, мой друг, ты в жизни, как в пустыне
Окажешься, где некого любить,
Где не на ком свой взгляд остановить
Не потому, что хочется гордыне
Величия, а потому, мой милый,
Что дан тебе от Бога сердцу был
Огонь и дух, избыток чудной силы,
Который ты напрасно загубил
Среди людей, то ты, ценя страданья,
На Бога не ропщи. Настрой же слух
На внутренни свои воспоминанья:
Искусству посвяти себя, мой друг.
Ему вверяй свои душевны силы -
Оно тебе облегчит путь унылый.

1989 г.


СОНЕТ


Не верь, мой друг, глазам своим,
Коль видишь, будто я доволен
Своей звездою; я не волен
Собой и сердцем нелюдим.
Я испытал, что значит рок,
Что возвышается над всеми,
Но одиноких тяжко бремя
Вещать свой жизненный урок.
Беда не в том, что мерой сил
Души является бессилье,
А в том, что эти божьи крылья
Средь смертных редко, кто носил.
И только смутная надежда
Моя - блаженная невежда.

1989 г.


МОНОЛОГ МОЕГО ДОН ЖУАНА


Вернуть былые заблужденья
Желать смешно, но почему
Противны сердцу моему
Его ж унылые сужденья?!
Бездействие души постыло
Самой душе! И воли сила
Влечёт к поступкам с напряженьем:
" Коль счастья нет, то всё уж было,
Смирись и обратись к добру;
Презрей желаний устремленья,
К чему обиды униженья
Терпеть высокому уму?.."
Иль что-нибудь в таком же роде...
А сам сужу лишь о погоде,
Шучу, кучу и сердцу скучно,
И с идеалом неразлучна
Моя душа... И мыслю я,
Что всех томит одно и то же,
Что без любви постичь не может
И гений смысла бытия;
Что испытать и соизмерить
С мечтой - обязанность творца;
Что нет несчастнее лица,
Который отказался верить
В значенье и величье жизни;
Что в злой и мрачной укоризне
Пустынника - глухая зависть
И честолюбие страдальца,
И как, к примеру, не исправить
Проклятьем сломанного пальца,
Так он не может сострадать
Тому, что призван презирать...
Так я спешу уверить душу
Предназначеньем, как на сушу
Поникший парусник спешит,
Былою бурею разбит...
Но дни текут, - я побеждаю
Уныние... И вот опять
Спешу я сердце волновать
И новой страстию пылаю!..

Декабрь 1989 г.


ЭЛЕГИЯ


Я невысок в своём происхожденье
И вырос в очевидном униженье,
Но с юных лет священная любовь,
Что помыслы высокие питала,
Мой нрав облагородила и кров
Дала для процветанья идеала.

Тогда я вышел в поисках богов.
Я целью благородною задался.
Я вырвался из тягостных оков
Всеобщей косности, в которых задыхался.
Но нет богов средь смертных! - много дней
Я жил младою силой упованья,
Но, наконец, постигнул и людей,
И тщету благородного мечтанья.

1990 г.


СОНЕТ


Жестоко разлучён с мечтою,
Живу, быть может, для того,
Чтоб в строчках памятью живою
Коснуться сердца твоего.
Кто жил во времени суровом,
Тот против совести грешил,
Но всё отвергнуть злобным словом
Молю, чтоб Бог не допустил.
Мой друг, душевное смятенье
Уйдёт и возвратится вновь,
Но тяжкий след ожесточенья
Излечит только лишь любовь.
Порой полезней сердцу слепнуть,
Чтоб воскресать и духом крепнуть...

1990 г.


ОТРОЧЕСТВО


Смущая робкий дух сомненья
Мечтаньем в сладостном бреду,
Я роc, витая с упоеньем
В коммунистическом саду.

И избегая мир отступный,
Что не вмещал мой идеал,
Хранил в душе алтарь преступный
И слёзной верой окроплял.

Так в упоенье простодушном,
Тая высокие мечты,
Я уживался в мире душном,
Среди духовной пустоты.

27 сентября 1990 г.


* * *


Когда брожу отшельником угрюмым,
Пеняя на уныние свое,
Кошмарные, навязчивые думы
Над тем, что называют "бытие"
Меня волнуют до изнеможенья.
Всё кажется: недавно я готов
Был восклицать призывно: "О, терпенье!
Там - Идеал" - и - как среди штормов -
Душой своей среди волнений страсти
Я управлял и счастлив был напасти.
Но шторм утих; я, бедный капитан,
В смущенье зрю, как из сердечных ран
Струится дух нежданных откровений...
И видится, что волею томлений
Я в заблужденье был так много лет...
Ужель всё так? и мне открыт секрет
МЕХАНИКИ душевных устремлений,
Где цель бессмысленна, а тайны Божьей нет?

6 ноября 1990 г.


ВЕСНОЙ


Весна минувшая была
Лишь откровением постыдным.
О, как мне стало очевидным
Томленье хаоса и зла,
Когда, в плену изнеможенья,
Я в ужас цепкий приходил
Перед бесцельностью томленья
Всех этих вешних, мутных сил...

31 октября 1990 г.


* * *


Моя терновая стезя
Чурается пустой забавы, -
Я слишком знаю, что нельзя
Не презирать молвы и славы.

Я чту, что сердце говорит...
И пусть в нём будет мало света,
И пусть оскоминой болит
Язык усталого поэта, -

Я знаю, - наступает час
И за грехи людские, где-то
Вдруг раздаётся Божий Глас
Из уст случайного поэта!

21 января 1990 г.


* * *


Где, милый друг, среди тщедушных,
Среди напыщенных глупцов
Найти мне пару подлецов
Не столь сердцами малодушных,
Чтоб хоть враждою заменять
Привычку хладно презирать
Людей?.. Увы, увы!.. Когда б влюбиться,
Чтоб хоть немного измениться
И, если б Бог дал, то добрее
Мне стать... Но, следуя затее,
Я вижу, что среди красавиц,
Чей безупречный ровный глянец
Напоминает мне давно
Американское кино,
Меня уныние стесняет
И неудачей огорчает...
Минуту-две... А потому
Нет больше сердцу моему
Занятий средь толпы ничтожной,
Умеренной и осторожной!..

1990 г.


* * *


Со скукою в одной упряжке
Тоскует верный идеал.
Пришла пора раздумий тяжких:
Что я сберёг, что потерял.

И страшно мне воображеньем
Себя минувшего искать.
С каким испугом и презреньем
Он на меня б посмел взирать!..

1990 г.


О ЮНЫХ СПОРАХ И НАСТОЯЩЕМ


Как часто философским спором
Я развлекался средь друзей,
Не углубляясь в мир страстей,
Но воспаряя томным взором.

Я говорил с сердечным жаром,
Служа возвышенной мечте,
И поражался в простоте
Души отличным идеалам.

Я восклицал чрезмерно, пылко;
Судил о многом наугад;
Упорствовал пред чьей-то ссылкой
На имя, будь оно - Сократ.

И, чтя душой авторитеты,
Я злился, попадал впросак,
Когда священные предметы
Мне растолковывал дурак.

Теперь не то... И я напрасно
Не потревожу мысль свою.
Мне многое теперь так ясно,
Что... о НЕЗНАНИИ молю!

1990 г.


* * *


Бывало, напролёт всю ночь
Не спал, не в силах превозмочь
Меня томившего желанья,
И, полон жаждой обладанья,
Я образ сладкий пред собою
Ласкал с безумною мольбою...
Но срок прошёл: я не мечтаю.
Теперь рассудком сон гоним!
О жизни бренной размышляю
Я с напряжением сухим...

24 ноября 1990 г.


* * *


Когда, прельщён извечной темой,
Я вовлекаюсь в чей-то спор,
Готовый вправить разговор
В свой мир, что видится системой
Постылых знаний, то, спеша
Словам придать и вес и стройность,
Мой ум, насмешкою дыша,
Вдруг извергает непристойность
Посредством злого языка,
И я - "валяю дурака".

17 октября 1990 г.


* * *


Забросил я писать сонеты,
Пишу лишь вялые вирши.
Но ты, приятель, не спеши
Напомнить мне о струях Леты.

Я гибок, словно уж, и чувству
Я форму новую найду.
Я близок всякому искусству,
Как близок с юности труду.

Мне новый видится сейсмограф
Моей изменчивой души;
Мне грезится кинематограф
И мысли - славно-хороши!

28 декабря 1990 г.


ПО-ДОН-КИХОТСКИ


Того, что было - не вернуть.
Я на коне - и снова в латах.
И в новый отправляясь путь,
Не надо думать об утратах.

Не надо думать, что могло б
Со мной чудесного свершиться,
Когда бы бешенный галоп
Мог за чертой остановиться.

За той чертою, где предел
Бесстрашья, муки и блаженства,
Куда Кихот сквозь мрак летел
С безумной жаждой совершенства!

24 января 1991 г.


ВИТАЛИКУ Х.
(из письма)


За год один я прожил жизнь:
Я ведал всё, но счастья мало.
И вот без поздних укоризн
Хочу опять начать сначала.

Благослови ж меня, мой друг!
Пусть мне фортуна улыбнётся,
Пусть благодатью дух упьется,
А не печалью новых мук.

Устал... И, кажется, ещё
Один мятежный год - и крышка:
Мне 25, курю, одышка,
И худ, как нищий из трущоб.

Так поскорее приезжай
Ко мне гостить хоть этим летом.
Я расскажу, как стал поэтом,
А ты на ус себе мотай!

18 марта 1990 г.


* * *


Ещё мелькают предо мной
Воспоминания живые,
Когда рассудок молодой
Мрачили страсти молодые.

Но уж того не повторить,
Что было жгучею напастью,
И сердце простится любить
Иною - трепетною страстью...

15 ноября 1990 г.


КАНИКУЛЫ

1


В душе живые впечатленья
От видов родины моей
Угасли скоро... Пару дней
Ходил я в трепетном волненье
По душным улицам, где я
Уж не бывал опять полгода.
Воспоминаньями живя,
Столь подряхлевшая природа
Моей души слегка грустила:
Ей прошлое казалось мило...
Но не люблю грустить о том,
Что минуло: невольна жалость
К себе слабит меня и малость
Досадно на себя потом
И пусто как-то... Да к тому же
Так часто слышишь от людей
Их ропот глупый и досужий
И жалость к участи своей,
Что удержаться от презренья
На сокровенны сожаленья
Свои не в силах я... Но это
Не сердцевинный срез предмета,
О коем высказать хотел
Я мысль свою. - Кто верит в Бога,
Тому судьбы своей дорога
Есть путь к блаженству, и предел
Не существует... Иль, к примеру,
Рассудком презирая веру,
Иные завершают путь,
Влачась до гроба как-нибудь
С тем равнодушием и скукой,
Что верный след того, что мукой
Была им жизнь... А, впрочем, вижу,
Мне этой темы не поднять:
Лишь только истину обижу.

Итак, два дня ходил гулять
Довольно бодро я, но вскоре
Асфальт, машины, детвора,
Безделье, скука и жара
Мне дали знать, что уж пора
Уехать к бабушке, где море
Волнами брег пустынный бьёт,
Где позабыв мертвящий год,
Упьюсь живительной свободой
Средь величавой красоты,
Не скованный столичной модой
Жить напряженьем суеты.


2


И вот на море я... Но прежде
Хочу довериться надежде
Найти свой глас в созвучье дней
Давно минувших... Ну! живей
Играй моё воображенье,
Чтоб, оживляя впечатленья,
Парить, как прежде... Здравствуй, море!
Как сладко дышит на просторе
Младая грудь! Как жаждет жить!
Как рвётся духом проскользить
По беспредельной зыбкой глади!
Так младость, не познав страстей,
Рукой невинной мнёт тетради
Для поэтических затей,
Томится, не находит слова,
А мысль без корня, невесома
Парит высоко... Но, бывало,
Межводное* меня спасало,
Даря живительный приют
От яростных сердечных смут,
Внушая мысль, что сердца страсть
Есть всё же низменная часть
От целого; что дух мой вечен;
Что срок земного быстротечен;
Что, не жалея ни о чём,
Легко земли оставить дом...


3


То было прежде... Ныне, ныне
Не то со мной: с душой холодной,
От чувства высшего свободной,
Бродил ( как будто был в пустыне )
Уже на третий день я... Скука
Меня заставила искать,
Чем можно время коротать,
И я нашёл: стрелять из лука,
Как бессердечный Купидон,
В сердца красоток. Обаянье
Служило луком, было слово
Стрелою и - огонь! - готово
Знакомство: ум чужой пленён
И завоёвано вниманье...

Но это ль то, что нужно мне?..
Нет, нет! Скорей бежать, покинуть
Места, где страсти на коне,
А конь давно успел остынуть,
Коль конь - душа... ( Пример хорош:
Он наизнанку бы, казалось,
Суть вывернул, но мне досталось
Такое знанье: правду ложь
Выводит к истине - и это,
Быть может, страшно для поэта.)

И вновь я дома... Слава богу!
Каникулы идут к концу:
Билет на поезд и в дорогу...
По загорелому лицу
Сбегает лёгкая улыбка,
Светло и просто в голове:
Пусть в прошлом многое - ошибка,
Но всё исправится в Москве!

конец августа 1990г. Симферополь

________________________________________
* Название села в северо-западной части Крыма.


СОНЕТ


Когда божественным отмеченная сила
Дала великодушные мечтанья
Моей душе, взиравшей сиротливо
На чуждый мир и чуждые страданья, -
Я верил помыслам... Мечтая с упоеньем
О торжестве ума и доброты,
Я на людей взирал с ожесточеньем
И презирал их мелкие черты.
Но годы шли... Язвящие желанья
Смутили душу и рассудок мой,
И чрез тернии счастья и страданья
Мне ближе стал печальный мир земной.
Но помыслов высоких вдохновенья
Хранят средь бурь надежду и терпенье.

1990 г.


ВОСПОМИНАНИЕ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ


Душа моя любить ещё желала
С тех давних и почти забвенных пор,
Когда едва очерчены начала
Влечений смутных, наполнявших взор
Невинным любопытством, неизбежно
Венчавшихся вопросом: что она? -
Зачем так странно телом сложена?
( И помню - я не раз ломал прилежно
Свои едва окрепшие мозги
Над странностью телесного сложенья.
С тех пор прошло сто лет; все впечатленья
Сменились на другие, но, средь зги
Пространных лет, я помню напряженье
Раздумий важных... Но, пожалуй, это
Не суть того, что можно, чуть дыша,
Назвать умильно: детская душа.
А потому, я поищу поэта
В себе, чтобы наглядно изложить
Всё то, о чём успел уж заявить. )

Итак, моя душа любить желала
С тех давних и почти забвенных пор...
Я помню девочку: её печальный взор,
Сердечность та, с которою играла
Она с любимой куклой, кроткий вид
И личико красивое в веснушках,
И розовые маленькие ушки,
И слёзы горькие от ветреных обид
Приятны были мне. Её любил я
Развеселить, чтоб, счастливо смеясь,
Она со мной играла, не боясь
Найти обидчика, и, кажется, что был я
Сам счастлив той минутою, но всё ж
Мне больше доставляла наслажденья
Внезапная обида: словно нож
Входил в неё, - рыдая в исступленье,
Её страданья шли из глубины
Сердечка чуткого. А я над ней стоял
С неясным ощущением вины
И с сладостною мукой состраданья
И нежности - и, весь трепеща, ждал
Сладчайшего: когда меня рыданья
Вдруг содрогнут... О, мой сладчайший миг!
Какие муки я тогда постиг!
Поймёте ль вы? Иль скажете сурово,
Что это для любви невинной ново;
Что мальчику пристойно защищать
Избранницу свою, а не ломать
Ей сердца?.. Эти замечанья
Вполне разумны, но моё признанье
Касается меня, и ваш укор
Суть естества не изменит нимало.
Ведь впрямь моя душа любить желала
С тех давних и почти забвенных пор!..

14-17 сентября 1990 г.


СОНЕТ


Печально, друг любезный мой,
Смутив дни чистых устремлений
Тоской любовных искушений,
Очнуться с нищею душой.
Как тягостно потом, мой друг,
Для сердца юного бесстрастье...
Оно таит в себе несчастье
Куда страшней мятежных мук.
Когда же похоть иль весна
Угасший пламень растревожат,
А дух восстать, увы, не может -
Душа былым утомлена,
То сердце к средствам безразлично,
И демон правит безгранично.

1990 г.


БАБОЧКА


Друзья мои, среди ленивых,
Своей дремотою постылых,
Однообразных дней моих,
Есть тот, что наполняет стих
Живою прелестью привета
От лет, утраченных давно,
Когда в открытое окно,
Словно восьмое чудо света,
Влетела бабочка, а год
Кончал уж свой круговорот!

1 октября 1990 г.


ОСЕНЬЮ


Когда, печален, остаюсь
Один средь осени убранства, -
От грусти тягостной боюсь
Я впасть в болезнь иль графоманство.

Нет, осень не союзник мой:
Я вместе с нею увядаю,
А я - хоть утомлён тоской,
Но - сердцем снова уповаю.

Я уповаю, что опять
Меня коснётся страсть земная,
Чтоб, духом тайны познавая,
Мне в дольнем мире не страдать.

1990 г.


* * *


Уж нет ни страсти, ни отваги
В груди остынувшей моей,
А руки тянутся к бумаге
Излить печаль насущных дней.

Кто я? зачем? и что мне надо
От жизни, остудившей кровь?
И что есть высшая награда -
Бессмертье, истина, любовь?..

Любовь, я знаю... В ней едино
Живут понятья два других.
Но где взять сердце исполина,
Чтоб огнь священный не утих?..

Ах, опыт - тяжкая обуза!
Ах, люди... полно упрекать.
Мы их прощаем, правда, муза?
На них не стоит уповать...

31 октября 1990 г.


* * *


Я стал не то, чтобы добрей,
А снисходительней и проще;
И посреди бессонной нощи
Не задыхаюсь от страстей.

И, хладнокровней веселясь,
Не берегу в душе святого
Для той, которой, истомясь,
Я не нанёс упрёка злого.

Мне одиночество теперь
Ласкает сердце, лечит душу...
О, я покоя не нарушу,
Душа моя, поверь, поверь!

1990 г.


* * *


Ю. А.

Как не томись я знаньем света,
Как не мечтай под Рождество,
Всё, наконец, поглотит Лета,
Сровняет пыль и божество.

Лишь ты, надменная подруга
Того, что нынче - атавизм,
В мой час унылого досуга
Колеблешь цепкий пессимизм.

Когда бросаешь чудный камень
Ты в кем-то выстроенный хлев,
В твоих очах - нездешний пламень,
В твоих речах - нездешний гнев.

И в этот миг мне всё глядеть бы,
Не разбирая смысла слов,
И восклицать: "Раз Юлька - Ведьма,
Я верить в Господа готов!"

29 октября 1990 г.


СОВЕТ


Если жизнь тебя обманет...
                 Александр Пушкин

Когда ты холоден душой
( А это, друг мой, неизбежность )
Спасает от тоски глухой
К воспоминаниям небрежность.

Умей тоскою пренебречь.
И в легкомыслие, беспечность
Умей рассудок так облечь,
Чтоб в настоящем плЫла вечность.

Скажи себе: "Я не хочу
От жизни ни добра ни худа.
Я Року дани не плачу,
Раз позабыл иду откуда.

Я в настоящем растворён..."
( А настоящее прекрасно -
Раз ты душой не вовлечён
В воспоминания опасны. )

Здесь ощутишь, что снова чист.
Что жизнь загадка, как и прежде, -
Как с иероглифами лист,
Что дан беспечному невежде.

14 февраля 1991 г.


ПО-ДОН-КИХОТСКИ


Того, что было - не вернуть.
Я на коне - и снова в латах.
И в новый отправляясь путь,
Не надо думать об утратах.

Не надо думать, что могло б
Со мной чудесного свершиться,
Когда бы бешенный галоп
Мог за чертой остановиться.

За той чертою, где предел
Бесстрашья, муки и блаженства,
Куда Кихот сквозь мрак летел
С безумной жаждой совершенства!

24 января 1991 г.


* * *


Я хладнокровен, но вокруг
Гляжу поверхностно и еле.
Не понимаю слов, как "друг",
Как "благородство общей цели".

Давно доверившись судьбе,
Не помышляю об отваге.
И размышляю о себе,
А не о всенародном благе.

Гляжу на прошлое свое
Без зависти и сожаленья
И - раз постигнув бытие -
Чураюсь жизни треволненья.

Раз попадаясь на искус,
Даю отчёт себе за это.
И разве только не смеюсь
Над тем, что в юности пропето.

1991 г.


К ПОРТРЕТУ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА


В возможность счастия не верил
Сей выдающийся поэт.
Он глубину страстей измерил,
Но был убит в расцвете лет.

Как знать, когда б рукой жестокой
Он не был бы повергнут в прах,
Он, может, стал бы русский Бах
С душою пламенно-высокой.

Он возмужал и был готов
Для просветлённых вдохновений,
Но, видно, был он слишком гений,
Чтоб из своих же заблуждений
Уйти без жертвенных даров.

И вот чрез тернии исканий
Я говорю: искать страданий -
Мечта нестойкого ума.
Ищите счастия, а тьма
И муки - зреют сами.

12 января 1991 г.


О РЕМЕСЛЕ


Дороже мне из пустоты
Внезапно явленное слово,
Чем возведенье красоты
До матерьяла неживого.

Я должен разрушать и жечь
Оставленные духом храмы,
Чтоб стройность новую извлечь
Из хаоса душевной драмы.

18 февраля 1991 г.


* * *


Когда бы я себя не тешил
Надеждой счастия, а ты
В мои призрАчные мечты
Не возвращалась, то опешил
Я б перед жизнью... Потому-то
Когда затеют торг и смуту
Все духи зла в моей груди, -
Я возбуждаю впереди
Твой образ, как мечту иль сказку,
Или как божию подсказку, -
И боль расходится в груди.

17 января 1991 г.


* * *


Мне счастья хочется давно
Обычного, земного.
В нём для рассудка моего
Так много дорогого.

Рассудок! Сколько раз со мной
Играл он и лукавил.
И всё ж меня один лишь он
Пока что не оставил.

Уже душа не стеснена
Напором юной страсти;
Уже исчерпаны до дна
Слова о злой напасти.

А, значит, надо как-то жить,
К чему-то вновь стремиться.
Нельзя минувшему служить,
Где нечем поживиться.

Пусть я сегодня зол и груб,
Пусть к прошлому неточен,
Пускай мой сердцевинный сруб
Ничтожным озабочен,

Но с настоящим я всегда
Соотношусь в искусстве.
Перо не ведает стыда
И в малодушном чувстве.

29 января 1991 г.


ПЬЕТА


Как говорил один философ:
Мне истина дороже родины.
Один - томится от вопросов,
Другой - по ягодам смородины.

А я томлюсь мечтою прежнею:
Найти себе такого счастия,
Где, может, сердцу безнадежнее,
Но где ко всем живёт участие.

Тот, что томится от вопросов,
Ответ коварнейший получит,
И, рефлексируя, философ
Себя сомненьями размучит.

И, цепенея от догадок,
Сбежит на лоно он природы,
И будет сердцу грустно сладок
Вид на поля и огороды.

Затем - как на природе водится -
Он усыпит свои сомнения,
И смысл жизненный откроется
Лишь в непрерывности движения.

И находясь душою в статике,
В той мёртвой точке откровения,
Он вдруг постигнет, что в прагматике
Живёт такое же томление.

Что это самое томление,
Пусть согласованней, возвышенней,
Живёт в поэтах, чьи стремления
Лишь простодушней и услышанней.

Что в жизни этой, может, главное
Не то, что благотворно слуху, -
Не помощь бесконечно дальнему,
А помощь собственному духу.

И вот уже с высокой кафедры,
Пред всею братьей желторотою,
Предаст возвышенной анафеме
Всё то, над чем всю жизнь работал он.

И скажет в заключенье слово он:
"Ищите счастья очень личного.
На нём всё лучшее основано.
Нет к знанию пути отличного,
А там - кому что уготовано..."

А братья с мелкодумной миною
Даст волю грязному сомнению,
И станет шуткою игривою
Всё, что считал он откровением.

И оклеветанный, непонятый,
Уйдёт без дружбы и участия.
И будет, словно Богом нанятый,
Искать задуманного счастия...

30 января 1991 г.


* * *


Нечисто сердце, ум в гордыне,
Нрав раздражителен, лукав.
Ум ищет выгоды и прав,
А сердце - низменной святыни.

Нет, не способен опыт века
Возвысить сей пристрастный мир
До разуменья человека!
Нет в мире Бога, есть Кумир!

4 февраля 1991 г.


* * *


Я чужд холодною душой
Любви - как цельному понятью
О мирозданье; разум мой
Расщеплен ВОЛЕЮ К ПРОКЛЯТЬЮ
Всего живущего, себя,
(Я - к месту ль здесь сказать? - убого
Со всем, что дадено от Бога
Распорядился, загубя
Ума былую безмятежность),
А также ВОЛЕЮ ВЕРНУТЬ
Душе - любовь, а сердцу - нежность,
Чтоб ум направить в горний путь,
Где б отступила безнадежность,
Где б вновь я смог соединить
С небесным прерванную нить.

2 марта 1991 г.


РЕПЛИКА ПАВКИ КОРЧАГИНА


Пора покончить с страшной тягой
Марать унынием листы.
Полупорочной красоты
Я не желаю; лишь отвагой
Рассеянный и падкий ум
Возвысить можно. Убедиться,
Что всяк напуган, зол, угрюм,
Кто за душой больной стремится,
Я смел достаточно. Теперь
Пора к иным, геройским токам
Идти, чтоб чрез искусства дверь
Взглянуть на страхи бодрым оком.

3 февраля 1992 г.


СЕРЁЖЕ КУНИНУ


"Мой друг надёжный и старинный!
Явись на мой сердечный зов
И вырви сердце из оков
Тоски, в которых я, безвинный,
Изнемогаю!.." Так я рёк,
Шагая, как безумец в клетке,
По комнате. И вдруг - о, Бог! -
Открылась дверь и чрез порог
Ступил в шубейке, серой кепке
Ты, Кунин, рыжья голова!
Вот чудеса! Ужель слова
Мои имеют столько власти?
"О, Господи! Тогда молю:
Пусть та, которую люблю,
Войдёт сюда по воле страсти!.."
Но тщетно!.. Ах, прости мне, друг,
Мои предательские речи.
Давай раскрасим наш досуг
Чайком и песней "Ой, не вечер..."

1991 г.


СОНЕТ


Нет так-то просто, милый друг,
Расстаться с тем, что прежде было
Так драгоценно; память - сила,
Что истребляет мой досуг.
Сказать ли?.. Сердце позабыло
Свои безумства и мечты,
А ум твердит: за всё, что было,
Несёшь повинность только ты.
За что же так? Мой друг, ведь я же
Любил, как тысяча других
Любить не могут, если б даже
Страстей познали бы моих.
Мой дух сильней страстей томился!
А ум твердит: ты провинился!

3 февраля 1991 г.


* * *


Мне двадцать шесть.
Тяжёлый возраст.
Прошлого нет.
Новое не родилось.
Одна только новость
Уму известна:
Прошлого нет,
Новое не родилось.

1991 г.


* * *


Каждое утро я просыпаюсь
И вспоминаю образ любимой.
Вот уже скоро минет полгода,
Как я не знаю, с кем её сердце.

Вот и сегодня с новою грустью
Я вспоминаю сладкие встречи,
И почему-то сердцу отрадней,
Словно всё ближе час нашей встречи.

Пусть же покамест нового счастья
Женщина эта ищет, быть может,
Но невозможно ей не вернуться,
Если так много в памяти нашей.

И потому-то каждое утро
Я ожидаю встречи с любимой,
И невозможно сердцу не верить,
Если так трудно мне расставанье.

2 марта 1991 г.


* * *


Художник! Полно ждать. Не будет
Любви по манию ума.
Пусть о любви твой ум забудет,
Раз в сердце холод лишь и тьма.

Себя томить мечтой уныло -
Бесстыдно, женственно, грешно.
Возьми пустое полотно,
Кисть с демоническою силой, -

Пиши о том, как жизнь пуста,
Как жизнь страшна, несовершенна,
Когда жестоких истин тьма
Владеет сердцем нощно, денно.

1991 г.


* * *


Опять весна. Мне двадцать семь.
Забыты прежние напасти.
Я счастлив, в общем, только тем,
что затянулись раны страсти.
Я беден, даже нищ скорей,
нет дома у меня, но всё же
я лишь поэт, а не злодей, -
мечты богатства мне дороже.
Пора, пора подумать мне
о предприятье величавом.
Пусть опыт, что лежит на дне,
даст силу оказаться правым.

5 мая 1992 г.


* * *


Всё потеряв
и, наконец, смирившись
с утратами,
покой приобретёшь,
естественность
и к жизни снисхожденье.

1993 г.




ИЗ КНИГИ ТРЕТЬЕЙ "ВРЕМЕНА"
(1993 — 1995 г. г.)


ИЗ ЦИКЛА "ВРЕМЕНА"


ВЕЧЕР


Пришёл, разделся после терний
дневных. Чуть жив упал на стул.
Но вскоре жизни шум вечерний
меня... нет, нет, он не втянул

в круг элегических раздумий
меня. Но я услышал мир
ушами призраков иль мумий, -
он динамичен был, как пир.

Стемнело быстро. И до слуха
всё доносился рок-мотив.
Но вот в окно влетела муха,
во мне философа убив.

Я подскочил со стула разом,
ладошки рук упёр в бока
и стал коситься злобным глазом
на жёлтый угол потолка.

И "Независимой газетой",
статьёй про русское кино,
ударил по мерзавке этой
и трупик выбросил в окно.

Луна зажглась. Статичным небом
я был доволен. Сел на стул.
Сейчас попью чайку я с хлебом
и Ходасевича прочту.


ВТОРНИК


Сегодня мне она звонила
по телефону. Я едва
вошёл в квартиру. Солнце било
мне по глазам. А голова

была пуста, как комнатушка,
в которой я живу. Но вот
меж ног зашевелилась пушка, -
то одноразовый Эрот

виденья воскресил такие,
что я готов был подрочить.
Она сказала: "На любые
дни назначай." Конечно БЫТЬ!

"Но только воду отключили
горячую на месяц, - я
сказал на всякий случай, - или
на две недели." "Вот свинья,

кто это выдумал." "Конечно,
но всё ж в субботу приходи."
Мы поболтали и беспечно
с ней распрощались. И в груди

вновь стало пусто и приятно.
Сейчас супец себе сварю, -
слюну глотнул, - мозгам занятно, -
я суп порой боготворю.


ЧЕТВЕРГ


Так, так. Всё ближе выходные.
Я туфли снял, я снял носки,
переоделся и дневные
стряхнул заботы. И тоски

не испытал от стен жилища.
Здесь хорошо. Куда идти?
Вот в холодильнике есть пища,
вот я, стоящий на пути

к чревоугодничеству. Это
основа благости моей.
Попробуй, умори поэта
голодной смертью, он детей

на сковородке станет жарить.
А я - так хуже, чем поэт.
Я в детстве, например, ударить
мог девочку моих же лет.

Пивца мне хочется, но с пивом
сегодня попадёшь в наклад.
От пива будешь пИсать криво -
так детям дяди говорят.

Я отломил кусок колбаски,
зелёный лук макнул я в соль
и очутился словно в сказке,
где только не было Ассоль.


ЯНВАРЬ


У магазина "Продуктовый"
стоял продрогший человек.
Он был одет в костюмчик новый,
но почему-то кушал снег.

А рядом женщина стояла
с лицом, как алая заря.
Мужчину за рукав держала
и укоряла почём зря.

Старушка продавала "Яву",
мужик, ещё в расцвете сил,
мне предлагал Акутагаву,
но слишком дорого просил.

А в недрах, где-то под землёю,
пронёсся электрички гул.
Я поскользнулся и туфлёю
воды студёной зачерпнул.

Я выругался мрачно, грубо,
соскрёб ногтём кусочек льда,
к носку приставший, и сквозь зубы
сказал себе: "Вот это да!

Теперь по этакой погоде
замёрзнет мокрая нога".
И побежал, и был на взводе,
и вот уже стихи слагал.


МАРТ


ЕЩЁ В ПОЛЯХ БЕЛЕЕТ СНЕГ,
а уж в Москве и грязь и лужи.
ЧТО Ж НЕГОДУЕТ ЧЕЛОВЕК?
Ах, это просто он простужен.

Простужен он. Но всё спешит
доделать то, доделать это.
А ночью видит он, хоть спит,
как выпускается газета,

где все четыре полосы
чисты, как снег в полях. И следом
уж видит капельки росы,
он маленький, за ручку с дедом

идёт меж трав. Кругом поёт,
что может петь. А та газета
порхает бабочкой, её
зовут капустницей. И летом

таких полно. И вот уже
он просыпается от муки.
Затем в кровати, в негляже,
сидит и ловит ухом звуки

ночного города. И гул,
столь устрашающий порою,
влечёт его поникший ум
к самодовольному покою.


МАЙ


Сегодня треснуло стекло
от переменчивой погоды
в моём подъезде. А мело,
представьте, снегом. У природы

не всё в порядке с головой.
Ведь май кончается и зелень
кругом. Уж месяц, как домой
я приходил не в тень, а в темень

от зелени, что за окном
моим растёт. И вот вам спектр.
Метёт, как будто бы Содом
с лица земли стирает НЕКТО.

Ну что ж. Заслуженный урок.
Всё кончится, должно быть, хуже.
Гляжу: прошёлся ветерок
по разрастающейся луже.

Скорей на кухню. На плите
горит огонь. Я прикоснулся
к нему ладонями, затем
одёрнул руки, улыбнулся.

Да, всё по прежнему. Увы,
огонь нас жжёт, а холод студит.
А помню... Нет, забыл. А вы?
Кто помнит, что в грядущем будет?


ИЮНЬ


Был сильный ветер накануне.
Асфальт после дождя подсох.
Я в детстве, помнится, в июне
едал черешню и горох.

Но лучше то забыть. Уж слишком
воспоминанья давят грудь.
Вчера купил сальца с излишком -
во что не знаю завернуть.

Сходить ли что ли за газетой?
Пройти тут остановки две.
Спустился вниз. Шестое лето
встречаю в хладной я Москве.

Какие девушки гуляют
по закоулкам и дворам!
Они томны, они витают
попарно, группкой к облакам.

А мне так видится изнанка
всего, на что бы не взглянул.
Водитель хмурый за баранкой
мне словно брату подмигнул.

Ребёнок корчится от боли,
а мамы уж простыл и след.
Я жизнью, в общем-то, доволен,
хоть думаю, что Бога нет.


НОЯБРЬ


Усыпал первый снег сегодня
асфальт, деревья и кусты.
Я у окна стоял, как сводня
своих грехов и чистоты.

Я помню, мне открылись двери
в мир, где струилась чистота.
Но, кажется, чрез две недели
разлад случился, и мечта

став знаньем, скрылась в подсознанье.
Остался в сердце пустоты
объём. А снег - напоминанье,
он образ, символ чистоты.

Так я стоял и думал. Всё же
приятен сердцу первый снег.
И каждый ощущает то же,
что я - таков уж человек.

А если так, то есть надежда,
что всё это придумал Бог.
И пусть сегодня я невежда,
быть может, завтра я пророк.

Я засмеялся. Слишком точно
я знаю механизм игры.
Не верю я в любовь заочную,
устал от этой я муры.

3-20 июня 1993 г.


В ЕВПАТОРИИ


1


Здесь нет таких очередей,
как в Симферополе. За хлебом
я вышел. Улочкой своей
побрёл под синим чистым небом.
Татарские кругом дома.
А там, внизу, мечеть. Как тихо.
Природа говорит сама:
живи себе, не зная лиха,
ты в Евпатории. Ну что ж,
я и готов, но платят мало
мне на работе, так что дрожь
берёт от злости. У вокзала
морского дети, рыбаки
притихли, глядя на природу.
Я лебедей кормлю с руки,
а мой сосед глядит на воду.


2


На набережной хорошо.
Тепло. На небе нет ни тучки.
Я сделал верно, что пришёл
сюда. А эти закорючки,
что волнами зовутся, мне
напоминают, что недавно
я был ребёнком, и оне
вот также набегали плавно
на берег влажный. Но, увы,
не возвратить того, что было.
Ну и не надо. Головы
не стоит вешать мне уныло.
Жизнь только жизнь. И сверх её
стоит один весёлый разум.
На набережной хорошо -
НАСКОЛЬКО ЭТО ВИДНО ГЛАЗУ.


3


Подул холодный ветерок.
На небе появились тучи.
С ладоней отряхнув песок,
я встал с песка и думал: скучен
вид непогоды. Побыстрей
домой что ли пойти? Там всё же
занятье есть......................
.....................................


4


Как холодно и склизко. Быр-р!
Который час? Лишь пятый. Скоро
совсем стемнеет. Сердцу - мир,
желудку - голод. Лютый ворог
мне пожелал бы лучших дней.
Действительно, что за убогость.
Какой-то старый дуралей
у магазина чистит ноготь
отвёрткой. Он-то не поймёт
моей печали. Впрочем, я-то
могу держать, когда придёт
час Правосудья, как за брата,
ответ за этого хрыча.
А, впрочем, он иного сорта.
Он, может, верит в Ильича,
а я не верю даже в чёрта.


5


Как ночь черна. Ни фонаря
зажжённого. Вот это город!
Как видно, не желают зря
безлюдье освещать. Я молод
в такие ночи. Вот сейчас
на небо звёздное гляжу я
и думаю, в который раз,
как мир огромен. И живу я,
быть может, только для того,
чтобы Творцу сказать:" О, Боже!
Я часть лишь дела Твоего,
но я иль мне подобный может
воздать хвалу Тебе. Когда б
Ты вразумил меня. Я мерю
иною мерой жизнь. Я слаб
и потому в Тебя не верю..."

Январь 1994 г.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Как низок этот потолок.
Как ломит боль мои суставы.
В какой-то каменный мешок
попался я. Куда, лукавый,
меня завёл ты? Это склеп,
а не жильё. Начнём сначала.
Послушай, помнишь, как нелеп
ты был то ль в тоге генерала,
то ли пророка, что на мир
глядел надменно, а душою
давно был пуст, как тот сатир,
не претендующий порою
на большее, чем БЛЯ сказать?..
Теперь ты видишь, что итоги
тобой заслужены, и лгать
тебе не даст Учитель строгий...

Январь 1994 г.


ДОМА


Нет, здесь я не могу писать
стихи. Здесь даже стены
смеются надо мной. Здесь мать
моя ходила. Перемены
большие протекли с тех пор,
и матери уж нет на свете,
а я всё также, словно вор,
пишу украдкой, словно эти
рифмованные строки, как
порок какой-то, за который
мне стыдно. Чувствую, не так
меня поймёт читатель, скорый
всё трактовать. Я мать любил.
Она меня любила тоже,
но не хотела, чтоб я был
поэтом. Впрочем, это всё же
не то, не то... Наверно, стыд
есть главная причина дрожи
сердечной. Помню, глупый вид
был у меня, когда в прихожей
шаги я слышал чьи-нибудь,
что, как казалось, направлялись
ко мне, ко мне... Мгновенно грудь
моя хладела, и сжимались
в паху сосуды у меня,
а если стоило кому-то
действительно войти, как я
краснел, как мак. Ещё б минута -
я б падал в обморок. Но всё
кончалось как-то прозаичней.
Я становился нагл, и зол,
и раздражителен. Приличней,
конечно, было б не писать
совсем стихов, ведь говорила
мне не однажды моя мать,
что жизнь жестока. В жизни сила
нужна с расчётом пополам,
а я избрал такое поле,
где сам себе готовишь срам
и оплеухи. Но не волен
уже я что-либо сменить.
То время утекло навеки,
когда иначе мог вступить
я в жизнь и быть как человеки...
Теперь я в комнате опять,
где протекало моё детство,
пишу, и хочется сказать, -
от прошлого не отвертеться...

27 января 1994 г.


* * *


Вот перистые облака
застыли на вечернем небе.
Слегка грущу я, но слегка.
И кажется, что мне из дебрей
своих ошибок, путь прямой
к такому грустному закату
своей судьбы. Но разум мой
покоен, видя в том не плату
за своенравье, а итог
чему-то большему. Быть может,
итог ВСЕМУ. Зачем мне Бог
сейчас, когда ничто не гложет
моей души, когда ничто
мой ум не связывает с миром?..
Я наступил ногой на что-
то мягкое. Рядом с сортиром
лежал мой путь…

1994 г.


СКЕПТИЧЕСКОЕ


Серый полдень за окном.
Я один. Уныло в доме.
Думай, думай об одном,
пребывай в глухой истоме.

Всё потеряно навек...
Нет, нет, нет! Ни в коей мере
не поверю! Человек,
даже если он о вере
без ухмылки и тоски
вспоминать уже не может,
всё ж до гробовой доски
чуда ждёт. А там положат
в гроб его, а он, бедняк,
( хорошо, коль умер быстро)
так и не узнает, как
обманулся в ожиданьях.

Март 1994 г.


ОСАДОК


Я был неправ сегодня в споре.
Досадно. Глупо. Уж давно
не становился в разговоре
я на своё гнилое дно.

На Я своё... Умел речисто
я говорить, держа предмет
беседы вне себя, и чисто
на сердце было. Ныне след

я чувствую: досада гложет,
а прежде всколыхнулась спесь...
Но сон грядущий мне поможет
забыть себя, какой я есть...

1994 г.


* * *


Зелёные обои и портрет
Тургенева. На потолке потёки.
Мне скоро стукнет тридцать лет,
а я белею, одинокий,
на серой грязной простыне
в гостях и, в потолок уставясь,
хочу понять, что дальше мне
с собою делать? Сколько, маясь
от праздности, мне плыть и ждать
чего-то? Это ли не шутка
Создателя? И как понять,
коль нет надежды у рассудка,
зачем живу? Привычка жить?
Инерция? Страх смерти? Скука?..
Пустое... Встану и пойду-ка
налью чайку. Чтоб ощутить
в стихах и в жизни под ногами
мне почву, - надобно дробить
мир до молекул и слогами
учиться заново писать,
не доверяясь мысли смело.
Иначе ясно, что сказать
мне нечего... Такое дело.

1994 г.


* * *


Там, за окном, так ярок полдень.
Снег отражает солнца свет.
На крыше дома, что напротив,
гуляет кот; за ним сосед
крадётся. Пролетела быстро
ворона. Я встаю, иду
к окну поближе. Словно искры
в глаза попали: не в ладу
сетчатки глаз с столь ярким солнцем.
Я жмурюсь, вниз гляжу. Мой ум
воспомнил вдруг, как комсомольцем,
когда я не был столь угрюм
( точней, совсем угрюм я не был),
глядел на праздник я такой
и думал о духовном хлебе,
и дрыгал радостно ногой.
Теперь иллюзьям негде взяться.
Но наступил через иной:
я научился наслаждаться
природой, вещью и собой.
На всё гляжу натуралистом:
природу, вещь, людей, себя,
мгновенье каждое, что длится,
я наблюдаю, истребя
в себе рефлекс житейской цели.
Так хорошо сейчас стоять
и вниз глядеть. Так славно в теле
своём покой лишь ощущать.
Так удивительно, что руки
мне повинуются, что вот
я слышу все мирские звуки,
что осязаю, вижу от
сего окна до горизонта...
Нет, правда, чем не чудеса?..
Поменьше, други, в жизни понта,
и вам откроется краса
ещё покруче, чем в рекламе...
О чём я?.. Да, концовка вот:
я говорю о пополаме,
что только избранный поймёт.

18 февраля 1994 г.


* * *


Двадцать градусов тепла.
Солнце светит, небо сине.
Утро. Дворника метла
на асфальте. В магазине
пахнет рыбой и ржаным
хлебом. Очередь у кассы,
как обычно. Я воды,
хлеба и творожной массы
выбиваю. Да, хорош
будет завтрак. Жаль, потратил
много денег я. Ну что ж,
дело близится к зарплате.
А пока что насладись
этим утром. Между прочим
к внешней жизни приобщись
и задумайся о прочем.

1994 г.


* * *


От полотен Рембранта печаль
и катарсиса сладкое чувство.
И утраты. Сейчас Олег Даль
мне припомнился вдруг. Он искусство
понимал. Он носил в себе свет,
хоть и мучился чувством потери
вещества, что один лишь поэт
ощущает в себе в полной мере...

1994 г.


* * *


Земля от сумерек чернеет.
Гудят машины. Воет пёс.
Вверху полоска розовеет
немого неба. Сколько слёз
душил в груди в былые годы
отрочества в такой я час.
Я был тогда не часть природы,
я ангел был тогда, что гас
и тосковал при виде бренной
угрюмой жизни. Я страдал.
Но всё прошло. Я постепенно
стал жить, где все, я демон стал.

1994 г.


В ВЕСЕННЕМ ПАРКЕ


1


Талая вода в канаве.
Ветки голые берёз.
Хорошо средь этой яви
мне бродить без всяких грёз.

Птичек хор щебечет в кроне,
пахнет прелою листвой.
Я держу в своей ладони
мякоть почти молодой.

Опущу, пожалуй, ворот.
Потеплели вечера.
Я сегодня снова молод.
Да и было ли ВЧЕРА?


2


Снег сошёл, берёзы голы,
мир весною напоён.
Дуб сухой, как образ смерти,
мне напомнил кое что.

Не хочу об этом помнить.
Я гляжу вокруг и всё
вижу словно бы впервые.
Удивительный момент.


3


Солнце вышло. Мечет искры
влажный парк после дождя.
Я иду домой небыстро.
Оглянулся, уходя.

Пухом деревце покрылось...
Всё же быстро год прошёл!
Снова в жизни не случилось
ничего. Как хорошо.

1995 г.


* * *


Прохладно. Вот так лето. Всё Москва.
В Крыму так в это время жарко, душно.
Пробилась наконец-таки трава
из-под камней. Мне хорошо и скушно.

Что жизнь? Однообразный ход вещей.
Летают мухи. Дышится отлично.
Я разлюбил за что-то голубей.
Люблю ворон. И это символично.

1994 г.


МОСКОВСКАЯ ОКРАИНА


В футбол играют мальчики.
Дождь морозит слегка.
Руками машут хачики -
беседуют пока.

Проходят мимо кучкою
подростки, веселясь.
Сидит старушка с внучкою,
погоды не боясь.

Все счастливы, как водится
средь тех, кто любит жить.
Авось и распогодится,
пойду и я бродить.

Не надо много мудрости,
достаточно в глуши
такой вот милой бодрости
и слепоты души.

1994 г.


* * *


Девочка моя хорошая,
я сижу на табурете и
жду, когда ты позвонишь мне, чтоб
встретиться с тобой на улице.

Ничего, сижу, не делаю,
лишь томлюся в ожидании,
и считаю, что напрасно так
я веду себя, как юноша.

Нужно волю проявить мне и
дело делать, чтоб избавиться
от глухого беспокойства, что
я бездействием сгублю себя.

А пока - сижу и жду звонка
телефонного и ем халву,
и надеюсь, что вот-вот уже
позвонишь ты мне, хорошая.

4 июля 1994 г.


ЭТАКАЯ БАЛЛАДА


Смятенье, исходящее от А,
надежда, исходящая от Б.
                  Иосиф Бродский

Из пункта А в пункт Б на полдороге
остановился путник наш убогий
и молвил: я не вижу смысла ноги
и дальше натирать. Я посижу.

"Ты просто неудачник," - говорили
ему его знакомые и были
недалеки от правды, он не в силе
был в это время, как я погляжу.

Он был в упадке. В полном был смятенье.
Его товарищи, не прекратив движенья,
за горизонтом растворились, рвенья,
как видно, поднабравшись на прямой.

Один лишь наш печальный проповедник
"жизнь - не прямая" говорил, намедни
поникнув головую, как Коперник
пред тупостью и косностью людской.

Он одинок был. Это я о плюсе.
В конце концов, герой наш оглянулся
и понял, что, не двигаясь, вернулся
в пункт А, откуда всякий выходил.

И вдруг увидел невозможно ясно,
что жизнь, пока он шёл, была прекрасна,
и что теперь опять надежа гласно
из пункта Б ему придала сил.

24 октября 1994 г.


В ОСЕННЕМ ПАРКЕ


Сыро и прозрачно в парке. Осень.
Тишина. Людей в округе нет.
Каплет мелкий дождь. Я между сосен
по грязи и жухлым листьям след
оставляю каблуком и в воду,
в виде лужи, с нежностью смотрю,
ибо в ней, как в зеркале, природу
грустную, что сверху, узнаю.
Ветки лип, и туча, что клубится
словно дух неугомонный. Да,
как я рад, что в силах насладиться
зеркалом безмолвного пруда.

1994 г.


СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ЛЕСУ


Впадаю в графоманство, или это
накопленная сила вновь поэта
во мне живит? А, может, то, что лето
уже окончилось, и Болдинская осень
( о, если бы! ) меня средь этих сосен
настигла и, друзьям уже не сносен,
ищу я прислониться где, и ручку
из книжки достаю, и закорючку
вношу на лист бумаги, и на тучку
невидящее око навожу.
Сейчас, сейчас я музе покажу!
Но нет!.. Я ничего уж не скажу,
чего бы вы не знали. И не надо.
Я сам устал от истин до упада.
Мне хочется, чтоб знания лампада
светила тем, кто у руля страны.
А я усядусь лучше на штаны
под сосенкой и буду ждать луны,
чтобы воспеть любовь и лепесточки.
Но жаль, что нет сухой в округе кочки,
а то б я сел и после "л" бы точки,
как Маяковский ставил... Впрочем, вру.
Пожалуй, я "любовь" перечеркну,
а вставлю-ка "берёзу". Я кору
её люблю. Вы поняли, наверно,
что о любви я помню лишь примерно
и потому, конечно, будет верно
не внутренний свой мир ( что никакой )
живописать, а этот вот покой
наружный. Что и сделаю в другой
я раз. Природа совершенна.
Есть время у меня её отменно
зарисовать. Но не сегодня, верно.

1994 г.


* * *


Как чёрной тушью по белой бумаге -
скелет дерева на фоне неба.
Вчерашний снег тает. Капли влаги
висят на тонких веточках. Хлеба
я накрошил в кормушку из жести
для воробьёв на своём балконе.
Жду их. Спрятался в комнате. Вести
по радио слушаю. Вот на фоне
грязно серого неба с неясным звуком
самолёт проплывает. Прекрасно. Грустно.
Сумерки. Надо успеть за луком
сходить в магазин и хотя бы устно
прикинуть тему для сочиненья
нового. Я же писатель. Это,
хоть и смешно, а даёт направленье
жизни, даже спасает где-то...

1994 г.




ИЗ КНИГИ ЧЕТВЁРТОЙ. "УХО"
(1995 г.)


Таракан сидит в стакане.
Ножку рыжую сосет.
Он попался Он в капкане
И теперь он казни ждет
Николай Олейников

ВЕЛИКАН В МОСКВЕ


Хожу по улицам Москвы
средь вопиющей суматохи,
гляжу, как бегаете вы,
и подавляю свои вздохи.

Куда, куда спешите вы?
Зачем не смотрите на небо?
Здесь, в небе, возле головы
моей ищите себе хлеба!

1995 г.


ПРИТЧА


Видел я сегодня днём
в телевизоре такое:
всадник дразнит копиём
лошадь, что стоит в покое.

Он сидит верхом на ней,
и рукав его засучен.
На конце копья репей
или сена клок прикручен.

Пучок лакомый крутя
перед мордой лошадиной,
он смеётся, как дитя,
этой хитрости невинной.

Лошадь вздрогнула, пошла
за наживкой вожделенной
и слюною истекла,
глядя на пучок отменный.

Обманул скотину он
и рысцой бежать направил
за химерою на склон,
а потом в галоп направил.

И подумал я: ей-ей,
как судьба людей похожа
с участью скотины сей,
что в потугах изнеможет.

Но, однако, разум был
дан Адаму для того ли,
чтоб химерам он служил
по своей по доброй воле?..

1995 г.


ТРЕБУХА


Охо-хо да эхе-хе.
Тяжело жить требухе.
Дух ушёл на небо,
больше жить не треба.

1995 г.


СОН


Я проснулся нынче рано.
Что-то, чую, не в порядке.
В голове моей нирвана,
холодеют мои пятки.

Полежал минут пятнадцать.
За окном кричали дети.
Кто-то пробовал ругаться,
кто-то пёр на драндулете.

Грохотал трамвай надрывно.
Холодильник заработал.
Шумно было непрерывно -
мир по фене своей ботал.

Я лежал как отщепенец.
Я лежал урод уродом.
Не выкидывал коленец
наравне с моим народом.

Стало мне, однако, страшно.
Отрываться неохота
от народной, бесшабашной
стройки до седьмого пота.

Выглянул в окно скорее
успокоиться на рожах.
И нырнул назад быстрее,
и воскликнул: "Боже! Боже!"

Что стряслось с моим народом?
Я же, кажется, не пьяный.
Каждый выглядел уродом
с головою обезьяны.

Я опять к окну нагнулся.
Точно так: все обезьяны.
Как же так я обманулся?
Сколько ж я валялся пьяным?

Ай-ай-ай! Однако это
не причина, чтоб не кушать.
Я наелся винегрета
и сел радио послушать.

Вздор какой!.. Визжат и стонут,
что такое в самом деле?
Происшествием я тронут.
Что там, в рубке, обалдели?

Я, конечно, понимаю
как легко стать обезьяной.
Но никак не разделяю
этой перемены рьяной.

Нужно в рамках оставаться.
Нужно, знаете, стараться.
А иначе как же, братцы?
Как за мир не волноваться?

Ух, мохнатые какие!
Ух, как буркалами водят!
Галстуки висят на выях
и в костюмах они ходят.

Неужели обманулся
я в последних, ить, надеждах?..
Но внезапно я проснулся
на кровати и в одеждах.

Фух, да это сон!.. Как славно.
Страхи были-то пустые!
И рукой мохнатой плавно
я провёл по жёсткой вые...

1995 г.


ТРУСЛИВЫЙ МИЛИЦИОНЕР


Страшно, страшно, страшно, страшно
биться в схватке рукопашной
с угрожающим мне Роком,
на меня глядящим оком
ой Медузы, ой Горгоны.
На моих плечах погоны
милицейские, и надо
мне по службе сего гада
превзойти, чтобы народу
надлежащую свободу
дать, но - ой, - взглянуть не смею
в око грозному злодею!..

1995 г.


ПУСТОЙ СТЕРЖЕНЬ ОТ ШАРИКОВОЙ РУЧКИ


Я был нужен всем, пока
были полные бока
синей пасты.
Ёмкость же теперь пуста.
Я не пачкаю листа.
Точка. Баста.

Кончилась моя игра.
Но нет худа без добра.
Это ясно.
Я валяюсь под кустом,
размышляя об одном
не напрасно.

Обнажилась лишь сейчас
мне та истина, что нас
окружает.
Вывод ясен: мир открыт
для того, кто пуст и сыт
тем, что знает.

1995 г.


СТЕНАНЬЯ МУХИ


Я на грани, я на грани,
я на грани умиранья.
Я запуталась в герани,
ах, какое наказанье!

Почему со мной такое,
а с другими всё в порядке?
Все летают, все в покое,
я одна застряла в кадке.

Надо мною пролетают
те, кто нынче правит балом.
И не знают, и не знают,
как я здесь воняю калом.

Страшно мне и одиноко
в этой чёрной липкой сети.
Как жестоко, как жестоко
всё устроено на свете!

1995 г.


ПАУЧОК


Я вишу на паутинке
целый день вниз головой.
В уши вставил по сурдинке,
чтоб не слышать жизни вой.

Жизни вой меня пугает,
я беспомощен и слаб,
кто ж меня не понимает,
тот кричит, что я-де КРАБ.

Краб, мол, хищник ненавистный,
убирайся в океан,
там на камень сядь зернистый
и пугай рыбёшек клан.

Ах, за что такие речи
мне, висящему едва?
Взгляд поймайте человечий
мой доверчивый слегка.

Огорчён и неутешен,
говорю вам: я не краб!
Я на ниточке подвешен,
я, глядите, очень слаб.

1995 г.


ЗИМНИМ УТРОМ


Солнце светит мне в окошко,
снег у водокачки.
Дворник ходит по дорожке,
бегают собачки.

Забываешь о наследстве
лет, что прожил в свете.
Невозможно без приветствий
это утро встретить.

Сердце, как в весёлой качке,
прыгает паяцем.
Захотелось как собачки
прыгать и смеяться.

1995 г.


ИНФАНТИЛЬНАЯ СОБАКА


Во дворе дрались собаки:
визги, лязги, море слёз.
В стороне от этой драки
молодой стоял барбос.

Он глубокими очами
на собачий зрел позор
и высокими речами
выносил им приговор.

Наконец, одна собака
в передышке подошла
к нему с речью: "Что за врака
тебе в голову пришла?

Что бормочешь ты, несчастный?
Почему ты не поймёшь,
что твой гневный лай напрасный
с толку сводит молодёжь?

Цели есть. Они понятны
и сопливой детворе.
Подключайся к нашей ратной
увлекательной игре."

"Да, - собака отвечала, -
нынче ж буду среди вас."
А сама потом сбежала,
только ей сказали: ФАС.

Ох, смеялися над нею
молодёжь и старики.
"Надо ей намылить шею", -
тявкнул маленький Кики.

1995 г.


НЕ ПОНИМАЮТ


В магазине по стенАм
вывешены тут и там
только что с завода
ходики с заводом.

Все они идут, и вот
обыватель, открыв рот,
тупо скользит взглядом
по часам и рядом.

Но однажды на стене
ходики, которых не
очень-то и видно,
встали вдруг. Обидно.

Из толпящихся зевак
лишь поэт увидел знак
в этом изначальный,
став лицом печальный.

Перст приставив к голове,
он сказал: "Давно в Москве
всем часам пора бы
поломаться, дабы

каждый догадаться мог,
что того, что создал Бог,
времени - в помине
нет в сией пустыне".

И разгневанный поэт
вышел вон, а ему вслед
улыбались люди,
говоря: "Ну, будет..."

1995 г.


ФЛЮГЕР


Управляемый потоками
воздуха, он всё ж таки
крепко скручен проволоками
к двум шестам, что высоки.

Для людей недосягаемый,
ветру лишь подвластен он.
Как мой разум, омываемый
правдою со всех сторон.

1995 г.


ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА


Я печатная машинка.
Злая моя доля:
чуть какая где заминка -
автор недоволен.

Очень уж он точность любит
этот странный гений.
Между тем себя он губит
сотней заблуждений.

Мне смешно: меня ругает
он за опечатки,
сам же мнения меняет
прямо как перчатки.

Одного боюсь я шибко,
что помрёт, мордастик.
Уж и так кричит: "Ошибка -
все былые страсти!"

1995 г.


КУРИЦА, КОТОРАЯ РОДИЛАСЬ СРЕДИ МЫШЕК


Родилась я среди мышек.
Мышкою считалась.
Но однажды из подмышек,
мне так показалось,

крылышки растут. И точно.
Что за наважденье?
Нужно выяснить мне срочно
смысл перерожденья.

Мышек спрашивать стеснялась
я о тайне этой.
Да к тому ж мне мир, казалось,
стал с угрюмой метой.

Всё не нравилось у мышек
мне с того момента.
Я мечтала зреть детишек
с крыльями... И енто

было неосуществимо.
Но однажды в хмурый
день увидела, как мимо
пробегают куры.

О, как сердце моё прыгать
стало от волненья!
О, как крылышками двигать
начала я с пеньем!

Много мной с тех пор сменилось
изб, дворов и улиц.
И однажды мне открылось
знание всех куриц.

С той поры уже не смею
мышек презирать я.
Ведь летать я не умею,
все мы, значит, братья.

1995 г.


ПУСТАЯ СОЛОНКА


Нет в солонке больше соли.
Я пуста. Беда.
Позавидуешь тут доли
человечьей. Да.

Человек набит костями,
мясом и водой,
и до самой смерти в тяме
уступает той,

что, как я, пуста, ненужна,
но зато всегда
наблюдает за наружным
беспристрастно. Да.

1995 г.


НЕУДАВШИЕСЯ ПОХОРОНЫ ПОЭТА


Хоронили мертвеца.
Службу заказали.
Маску сделали с лица,
гением назвали.

Собрался народ, рыдал.
О, как жаль поэта!..
Бог же с высоты взирал
на кривлянье это.

И вернул на землю Он
душу забулдыги.
О, как всяк был оскорблён,
о, какие фиги

кое-кто крутил и зло
говорил со страха:
"Вновь Петрову повезло,
графоману, бляха..."

1995 г.


МОЛНИЯ И ГРОМ


Я стоял среди квартиры,
потеряв ориентиры.
Ночь стояла на дворе,
я был словно мышь в ведре.

За окном шёл дождь уныло.
Мне, однако, нужно было
сделать три шага вперёд,
где стоял большой комод.

Но я не был так уверен,
что мой ум на ТО нацелен,
вдруг там не комод, а стол,
вдруг я б не туда пошёл.

Сомневаться стал во всём я.
Да и в свой попал ли дом я?
И кружилась голова
так, что я стоял едва.

И когда уже сомненья
навалились, как каменья,
вдруг блеснула за окном
молния, как в сне каком.

О, как сразу прояснилось
то, что прежде мраком крылось!
Вот комод, а вон стена,
вон гардины у окна.

Всё разложено по полкам
в голове моей, всё толком.
И подумал я, что так
правда побеждает мрак.

И хотел на этой ноте
ящик я открыть в комоде,
как раздался за окном
содрогнувший стены гром.

Замер я, и холод липкий
организм покрыл мой хлипкий.
И зловещий этот гром
долго помнился потом...

1995 г.


В ЯМЕ


Я сижу печальны в яме.
Я упал в неё давненько.
Расскажите моей маме,
как её страдает Венька.

Он упал и он расшибся,
ему холодно и больно.
Он согласен, что ошибся
и учить его довольно.

Пусть она попросит Бога,
чтоб Он Веню взял из ямы
на поверхность, где дорога,
где живут друзья и дамы.

Они ходят и не слышат
его криков о подмоге.
Они воздух там колышут,
споря яростно о Боге.

Мама, мама, на том свете
ты в раю уж гость недавний.
Я же здесь, а сверху дети,
что в меня бросают камни.

1995 г.


ИЕРАРХИЯ


Таракан сидит над книгой.
Таракан умён как бес.
Таракану крутит фигой
бог десницею с небес.

Ангел втихаря бормочет,
обкурившись анаши:
"Не получишь, старый кочет,
ты бессмертия души".

Таракан не слышит брани.
Таракан в пылу слегка.
Завтра, завтра в рог бараний
он согнёт студента К.!

1995 г.


УХО


Мимо пролетает муха.
За окном болтают люди.
Я одно большое ухо,
я лежу себе на блюде.

Я лежу себе недвижно.
В моей раковине мраки.
Я почти индийский Кришна,
только вот с нутром собаки.

Слышу, как сосед с работы
возвращается нетрезвый,
а навстречу обормоты,
его дети, скачут резво.

Слышу, как гудят машины,
как сосед, живущий сверху,
пишет на холстах картины,
в краски стряхивая перхоть.

Слышу, как собака лает,
как летают самолёты,
как сосед слюну глотает
и рисует бутерброды.

Слышу, как зовут ребёнка,
как дрожит в конфорке пламень,
как упавшая гребёнка
ударяется о камень.

А когда приходят сроки
ночи выступить на сцену,
слышу, как молчат пророки,
покоряясь жизни плену.

Как растёт трава, я слышу,
как НИЧТО уничтожает
то, от коего завишу
я и всё, что звук рождает.

Хорошо там, где мы будем.
Хорошо убить все страсти.
Хорошо всем этим людям
не уметь сказать и здрасьте.

Я лежу себе недвижно.
В моей раковине мраки.
Я почти индийский Кришна,
только вот с нутром собаки.

1995 г.


ЧЕРНИЛЬНИЦА


Черноту в себе держу,
знанью гордому служу.
Упаду на белый лист -
сокрушу того, кто чист.

1995г.


ПЕТУШКИ


Петушки на воле бьются,
петушки квокочут.
В небе ангелы смеются,
демоны рыгочут.

Петушковые им страсти
слаще всякой снеди.
Здрасьте, здрасьте, здрасьте, здрасьте,
петушки соседи!

1995 г.


ЗАМОК, КАК У КАФКИ


Снилось мне, что по пустыне
я иду, а впереди
Замок встал, под небом синим,
с надписью: "Сюда иди".

Шёл я долго, приближался
медленно я к Замку, но
я внезапно оказался
в поезде; и вот в окно

уж глядел на Замок. Вскоре
всё быстрее стал расти
Замок, далее уж море
открывалось на пути.

Моё сердце колотилось
в понимании того,
что взаправду воплотилось
ожидание всего,

что нам жизнь открыть готова.
Но внезапно поезд стал
поворачивать, и снова
отдалялся идеал.

О, как я стучал в окошко
кулачками, скрежетал
и царапался, как кошка.
Но напрасно! Он пропал,

Замок. Долго я ладони
всё протягивал туда,
где на синем неба фоне
Замок часто я видал.

А теперь уж я не верю,
что тот Замок - не мираж.
Впрочем, старую потерю
я сменил на сей гараж...

1995 г.


ПУСТАЯ КЛЕТКА


Клетка опустела, но я
не печалюсь. Даже рад.
Нет естественней покоя
и свободы, на мой взгляд.

Воробей сидит на ветке.
Туча по небу плывёт.
Хорошо, что в этой клетке
больше НЕКТО не живёт.

Если и придёт ко мне гость -
ненадолго всякий раз, -
так всё чаще это нежность
ко всему, что видит глаз.

1995 г.




ИЗ КНИГИ ПЯТОЙ. "ОПЫТЫ"
(1995, 1997 г. г.)


* * *


Не прибедняйся, человек,
не всё так плохо.
Если живёшь не для потех
и не для оха.

Есть поважней отверстье в мир,
чем телевизор,
когда ты мыслящий тростник,
когда есть виза

от Господа на взгляд вовне
путём пророка.
Сказал, а надо б нынче мне
молчать. Но сколько?

Быть может, никогда уже
о самом главном
я не смогу сказать. В душе
завал из хлама.

И всё же тишина во мне
куда важнее,
чем грандиозные в стране
моей затеи.

Я промолчу, да, промолчу
о самом главном,
а будет время, так свечу
поставлю. Ладно?

1995 г.


ОПЫТЫ


Мои опыты такие:
прорубить дорожку
и найти-таки другие
дали понемножку.

Горизонт всегда один, но
есть на горизонте
нечто новое, что длинно
объяснять увольте.

Это значит, что ты видишь
новыми глазами;
хоть на русском, хоть на идиш -
всё это сказали.

Горизонт всегда один, но
есть на горизонте
тоже вечное, картинно
явленное в понте.

Это значит, чуть повыше
ставить свою планку,
даже если ты, парниша,
бьёшь ногою банку.

Отыщи и переплавь ты
в своём сердце это
и не думай в космонавты,
а иди в поэты.

Здесь откроем мы такое,
что скромнее будем
и не скоро из запоя
возвратимся к людям.

1995 г.


* * *


На раскачку нету времени,
собирайся и пиши.
Может быть, кирпич по темени
тебя завтра оглушит.

Не успеешь - виноватый
ты, конечно, а не он.
Раз ладони тепловаты,
значит, цел ещё патрон.

Значит можно, значит можно
отыскать слова, и стих
вздыбить, впрочем, осторожно
и нарушить за двоих.

Пусть неправильно немножко
лягут на листок слова,
словно их порядок кошка
лапкой трогала едва.

Нарушать, а после строить -
это дело для меня.
В форму прежнюю, как в Трою,
своего веду коня.

Разница лишь в том, приятель,
что умышленно я стал
своего добра предатель,
как отметит трибунал.

1995 г.


* * *


Толк есть, но пишешь пресновато –
сказал я, прочитав свои
стихи последние, когда ты
мне в зеркало сказал: ну и?..

Затем взглянул на стол и розы
уж не увидел, как вчера.
Настало утро; утро прозы.
Какая скверная дыра!

Вчера всё было так прекрасно,
а нынче всё поблекло. Нет,
не перелезешь ты, несчастный,
через возникший парапет.

Увы, вчерашнее сокрыто
от глаз твоих стеной глухой.
Тебе оставлено корыто,
а поле вспахивай сохой.

Держись поближе к печке, парень,
и от неё, сынок, пляши,
и, может, жизнь тебе подарит
грамм пять небесной анаши.

1995 г.


ПОЭТУ


Не молчи, старичок,
не молчи, сладкогласый.
Если даже сил йок,
всё равно точи лясы.

А иначе нельзя.
А иначе, быть может,
не возьмёшь ты ферзя,
и тоска тебя сгложет.

Что и делать ещё
нам, поэтам, ублюдкам,
если ты поглощён
своей музой по суткам?

Да добро бы была
эта муза как муза,
а то так... барахла
натолкает от пуза.

Сам не раз, что её
пригласил на свиданку,
пробубнишь только: "Ё!
Подложила подлянку.

Снова мусор за ней
на листках остаётся,
не увижу, халдей,
куст горящий, сдаётся".

Но и всё ж не грусти,
а стучи в свои двери,
отопрут - ты в чести,
нет - не много потери.

6 сентября 1995 г.


* * *


Есть вещи поважней поэзии,
ну, скажем, знание о том, что
хоть в Англии, хоть в Индонезии -
все в гроб ложатся, это точно.

И это знание-незнание
мне позволяет относиться
к поэзии, как, скажем, к зданию,
где я живу, где мне свариться.

Отсюда голос мой естественный,
отсюда лёгкие ошибки
за взгляд излишне несущественный;
и все мои полуулыбки.

1995 г.


* * *


Каждый день одно и тоже:
словно механизм
во главу угла положен,
а не жизнь.

Наливаю утром чайник,
умываюсь, ем.
Бессловесный, как молчальник,
думаю - зачем?

Наперёд уже я знаю
распорядок дня.
Как животное зеваю,
рот не заслоня.

И кружу я по квартире,
думая о том,
что неплохо бы в сортире
заменить плафон.

Вот такой, себе ненужный,
мелкий и смешной,
я живу, как тот биндюжник
иль как заводной.

Приходите, посмеётесь
надо мною все.
И хотя бы вы очнётесь,
пусть не насовсем.

Но войдите тихо, боком,
чтобы я не знал
и от злости ненароком
вас не покусал.

1995 г.


* * *


Никто не знает правды,
ни я, ни ты, ни он,
пожалуй, только Автор,
но мир Его смешон.

Смешон, нелеп и цели
я в нём не нахожу,
и потому в постели
часами я лежу.

Чего-то не хватает,
хотя уже не жаль
прошедшего, и знает
об этом всякий враль.

И нужды нет, по сути,
с кровати мне вставать
и от житейской мути
так хочется бежать.

Бежать обратно, к маме,
в утробу, в ничего,
чтобы не знать о хламе
жилища моего.

Жилища - гляди шире, -
чья крыша всем как скит,
и где тягаешь гири
сомненья и тоски.

1995 г.


* * *


Поэзия, едва
я на ногах, как сразу
цепляюсь за слова
и забываю хазу.

Я забываю всех,
друзей, врагов и прочих.
Я не хочу потех,
хочу минут рабочих.

Отважно и легко,
осмысленно и дерзко
несу своё древко
и на душе не мерзко.

Пусть гонят на меня
волну негодованья,
кимвалами звеня
из-за непониманья.

Мне всё равно. Но вот
окончена работа,
и я уже не тот,
и рот дерёт зевота.

И всё постыло вмиг,
и жизнь скулой бандита
страшит и тяготит,
и карта моя бита.

1995 г.


* * *


Жду - сижу на стуле -
твоего звонка.
Отливаю пули -
строчки на века.

Стыдно так убого,
мил поэт, писать.
Будет ли подмога -
неизвестно, б.....

Что ещё добавить?
Всё сказал любя.
Но молчать заставить
выше сил себя.

Вдруг случится праздник:
неизвестно как
напишу, проказник,
некий новый знак.

Формулу открою
новую цветка
и структуру вскрою
жизни мотылька.

Слов случайных корень
извлекай, спеши,
в творческом отборе
из ядра души.

Всё, что ты, как ЗДРАСЬТЕ
ляпнешь наобум,
чрез горнило страсти
протащил твой ум.

И остались только
жалкие слова.
Вот такая, Колька,
горклая халва.

5 сентября 1995 г.


* * *


Хорошо ли или плохо
я живу - не знаю.
В голове, в душе - разруха,
жизнь не понимаю.

Я - никто, и нет сомнений -
впереди случится
то, что много поколений
называть боится.

Строю планы, беспокоюсь,
что уходит время,
а не взялся я за повесть
жизни поколенья.

Всё чего-то жду, и знаю
то, чего хочу я,
но его не называю,
по земле кочуя,

именем. И это, в общем,
просто и понятно.
Мои члены, словно мощи,
просятся обратно

лечь покойно. Через силу
я тружусь и смыслом
наполняю жизнь, как жилу
наполняют кисло-

сладким витамином через
капельницу. Это
мера временная - череп
хочет вспять, где светом

и любовью сотворится
чудо откровенья,
и исполнятся глазницы
тайного значенья.

22 июня 1997 г.


* * *


Плохих стихов читать не надо,
когда хороших завались,
у нас здесь, вишь ты, не эстрада,
не это подымает ввысь.

А то, что подымает в гору,
так безнадёжно далеко
от нас с тобой, что разговору
не заводи о том легко.

Давай же тихо, скромно, нище
поговорим о том, о сём
и разойдемся, и, дружище,
поэтов лучших перечтём.

1995 г.


* * *


Года бегут с такою скоростью,
что ничего не понимаю.
Ещё вчера глядел со строгостью
на мир, а нынче улыбаюсь.

И вот уж признаки старения
заметны стали организма.
Пришло другое поколение,
а я ещё нигде не издан.

И всё быстрей и неприметнее
проходят дни, недели, годы;
и разговоры всё предметнее,
и возвращаются все моды.

Всё было прежде, да и будет всё
после меня со всеми это же;
и мне, к несчастью, не запутаться
среди схоластики и ретуши.

Всё знаю я, да много надо ли,
чтобы додуматься до истины,
что все, как водится, попадаем
в могилы с глиною и листьями.

Так что спешить пока что нечего,
а всё ж пора поторопиться,
чтобы судьбой была отмечена
привычка каждый день трудиться.

1995 г.


ЛЮБИМОЙ


Я жду тебя опять.
Назначь же мне свиданку.
Пойдём с тобой гулять
мы завтра спозаранку.

Я буду целовать
тебя в височек сладкий,
а после зазывать
продолжить акт в кроватке.

Ты будешь слегонца
игриво упираться,
затем с тобой винца
мы выпьем, моя цаца.

...Как хорошо с тобой,
как весело щебечешь
ты мне о чём-то - ой,
ты сердце моё лечишь.

Иди сюда ко мне,
вот так вот, моя киска.
Твой мягкий рот в вине
и ротик очень близко.

Пора в кровать упасть,
пойдём, освободимся.
Разденемся и всласть
друг другом насладимся...

1995 г.


* * *


Мне тесно в рамках поэтических,
всё так скучно и бесцветно,
и познаний эмпирических
не имею я конкретных.

Всё расплывчато и многое
в голове не держит память.
Эх, ты, жизнь моя убогая!..
Кто виновен? Я ведь, я ведь...

1997 г.


* * *


Мой кумир сидит на ветке
и чирикает: чир-чир.
Если бы сидел он в клетке,
я б ему был командир.

Я б давал зерна и хлеба,
в общем, чувствовал себя,
точно Бог, сошедший с неба,
накормить сего блядя.

1997 г.


* * *


1


Давай стишочек накалякаем,
пока водичка там течёт
упругою струёю в ванну.
Но тут мне позвонила Ира,
и я забыл, о чём хотел
поведать миру.
Да и настроение уже не то
то есть оно хорошее, но уже другое.


2


Давай стишочек накалякаем,
пока водичка там течёт,
в смысле - жизнь пока течёт, -
можно ведь и так сказать.
А накалякаем стишочек
и убьём минуту жизни,
а кто и больше.

1997 г.


* * *


Хочется иметь ребёнка,
чтобы бегал пред тобой
этакий румяный карапуз
и говорил тебе: "Папа, папа!
Дай спички..."

А, может, и не нужно его,
ребёнка? Ведь за ним надо следить.
И потом, у них какашки
такие вонючие. Фу! Не хочу
иметь ребёнка.

1997 г.


* * *


Сидела девочка у моря
и пела про свою любовь.
Я проходил случайно мимо
и слушал, подымая бровь.

Я ей завидовал и думал,
что ей, возможно, повезёт.
А, может быть, случится то же,
что и со мной. Кто может знать заранее?

Но я желал ей счастья и любви,
потому что самому этого очень не хватало,
и вот я шёл дальше и думал,
что юность прошла, а у девочки всё впереди.

1997 г.




ИЗ КНИГИ ШЕСТОЙ. "ВЕНОК СОНЕТОВ"
(1994 — 1997 г. г.)


* * *


Нагроможденье мебели в квартире.
Я трогаю все вещи, будто я
впервые оказался в этом мире,
и думаю о смысле бытия.

Мне не постичь его. Но, видно, надо
зачем-то было мне вернуться вспять,
чтобы догадку озарила радость:
забудь о всём, родился ты опять.

1995 г.


ИЗ ЦИКЛА "ОПИСЬ ВЕЩЕЙ ПОЭТА"


ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА


Обычная печатная машинка.
Местами в пыли, местами нет.
Когда печатаю, случается заминка:
буквы западают. Много лет,
видимо, ей. У меня недавно
она, где-то с полгода. Её
мне отдала знакомая. Плавно
взгляд мой скользит по буквам: Ё
( клавиша пылью покрыта, так как
я ей не пользуюсь, только Е ),
О, ТВЁРДЫЙ ЗНАК ( в пыли, однако,
также как Ё ), К... На столе
машинка стоит. Под ней подстилка
из плотной ткани. Могу прочесть
надпись на корпусе. Вот: МАШИНКА
ПП-305-01. ( Тут есть
даже знак качества, тот, советский ).
Далее: ТУ-25-01
128-02. НЕМЕЦКИЙ
ЗАВОД "РОБОТРОН-21-
011" ПО ЛИЦЕНЗИИ
СССР... Такой вот текст.
Машинка хорошая, я не в претензии,
денег не просит и хлеба не ест.

1994/1995 г.г.


* * *


В темноте светят фары машин.
Все куда-то спешат. Я один
никуда не спешу. Я – ребёнок,
что гуляет как будто спросонок.

Хорошо мне. Я знаю куда
возвращусь. На столе там еда,
и хорошие умные книги
увлекут заворотом интриги.

И какая-то детская грусть
в моём сердце. И я наизусть
вдруг читаю молитву и верю,
что верну птицу Феникс, потерю…

1995 г.


ВЕНОК СОНЕТОВ


Ирине

1


Я ВЗЯЛСЯ НАПИСАТЬ ВЕНОК СОНЕТОВ
тебе, одной тебе. От скуки, да.
Ещё от одиночества. Обетов
быть вместе не давали мы, - всегда
есть выход у меня ( и у тебя же)
быть с кем-нибудь, но я сейчас один,
как, впрочем, и всегда, и слух на страже
держу, затем, что некий господин,
сидящий в моем сердце, что присвоил
себе смешное прозвище ПОЭТ,
вниманье все забрал моё, устроив
тем самым развлеченье мне, от бед
меня отгородив, и я за это
ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА.


2


ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА
в себе я и готов ему отдать
всё: время, одиночество и лето,
что за окном, смысл жизни и тетрадь
в полосочку, каких уже не встретишь
в универмагах. Всё готов отдать.
Вот только как приход его заметишь,
поэта, коли знаки подавать
он перестал, и я скребу бумагу
нередко просто так и в никуда
бросаю свои строчки. Но вода
меня вновь окрестила. Эту влагу
я вдруг почувствовал благодаря тебе, -
СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ.


3


СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ,
что в моей жизни вновь возникла тема
любви ( иль нелюбви). И ты свиде-
тель ( не какая-то богема!),
как я её исполнил для тебя.
Надеюсь, еще будет продолженье.
Точнее, в это свято верю я,
иначе мне, познавшему волненье
в двенадцать баллов, тягостно, ей-ей,
при мысли, что волна любви отхлынет,
едва достигнув балла. Но видней
на небесах. А здесь пусть не покинет
меня стремленье справиться с обузой,
ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ.


4


ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ
( условно говоря, ведь я давно
в сомненьях насчет Бога) решено
отныне называть труда союзом
( не с капиталом, нет) со знаньем, что,
конечно, капитал, но как сказал бы
философ, эстетический. А то
я прежде поэтические залпы
творил из духа ( да!) и ничего.
Ну, в смысле знаний. Хоть Екклесиаста
мне изреченье дорого: всего
не перечтёшь, но всё же мне ужасно
неловко, что цветет сам по себе
СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ.


5


СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ
( а ты его не ценишь, слава Богу, -
я для тебя подобен голытьбе,
хватающей за юбку иль за ногу
прохожих, чтобы кто-то и на них
пролил щедрот, как говорится, или
послал их к чёрту. Я же за двоих
тружусь, чтобы сказала ты: мой Фили-
пенко гений. А затем
расхохоталась...) Да. Итак, сей скромный,
хотя и добавляющий проблем
и мне и прочим, дар, довольно томный
вначале, а в конце призренный музой,
ПОЭТ ВО МНЕ НЕ НАЗОВЕТ ОБУЗОЙ.


6


ПОЭТ ВО МНЕ НЕ НАЗОВЕТ ОБУЗОЙ
ночные бденья, нищету и страх
пред жизнию, лишь потому, что с музой
накоротке он. Им на небесах
маячит что-то. Мне же, к сожаленью,
понятно, что попал я в запендю
с своим искусством. И потом я с ленью
чрезмерно дружен. Ибо - не трындю, -
мне ежедневно лень вставать, родная.
Как и тебе. Но между нами есть
существенная разница. И, зная
ее, мне трудно перенесть
порок свой без любви к обряду тризны
И К ЯЗЫКУ БОЛЬШОЙ МОЕЙ ОТЧИЗНЫ.


7


И К ЯЗЫКУ БОЛЬШОЙ МОЕЙ ОТЧИЗНЫ
( поскольку я другого до сих пор
знать не сподобился) я обращаюсь, линзы
одев на нос, не только когда с гор
слетает тихо муза в мою келью,
а всякий раз, когда я одинок.
Поэтому к поэзии как к зелью
приучен я судьбою и не мог
бы жить иначе. Слышишь?  Впрочем,
не смейся надо мной, не прекословь
мне также, я прошу, иначе очень
мне тяжело, и верь, что в нерабочем
я состоянии хужей и, между прочим, -
ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО К ИСТИНЕ ЛЮБОВЬ.


8


ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО К ИСТИНЕ ЛЮБОВЬ -
мои стихи, пристрастье неземное,
тоска по знанью, по порядку, новь
приоткрывающие, где благое
перемешалось с злым и где концов
не нахожу все чаще, и все дальше
уносит жизнь от вестников, гонцов
начальной юности и где порою фальши
своей уже не чувствую, но всё
пытаюсь ухватиться за опору,
что в слове нахожу, и дальше в гору
толкаю мысль, а дух стремится в дол.
Но се дано, коль приглядеться  извне, -
ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ В ПРАЗНОСТИ О ЖИЗНИ.


9


ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ В ПРАЗДНОСТИ О ЖИЗНИ,
беру я ручку и сажусь на стул;
открыв тетрадь, ищу опоры извне
я для строки начальной. Вот подул,
к примеру, ветер. Я пишу, что ветер
подул. А дальше как мне Бог
положит на душу. Иль, скажем, на примете
есть тема. Здесь уж легче. Здесь уж слог
даётся легче. Впрочем, я бы мог
и опровергнуть это утвержденье,
но неохота и, прижав висок
к ладони и почесывая бровь,
я думаю, что нет сильней стремленья
КАК ТОЛЬКО ОБРЕСТИ ДАР РЕЧИ ВНОВЬ.


10


КАК ТОЛЬКО ОБРЕСТИ ДАР РЕЧИ ВНОВЬ
мне удаётся, днём ли, на рассвете
произошло сие событье, кровь
моя струиться начинает с этих
мгновений несколько живей, и я,
приободрён и окрылён, упорно
стремлюся цепкой мыслью в те края,
где вижу приблизительно, топорно
пока что, тот предел, который мне
достичь возможно. И когда я всё же
его достигну, - становлюсь моложе
иль нет - об этом не сейчас, - то не-
ожиданно дивлюсь тому, что сзади,
НЕ ПОМЫШЛЯЯ ОБ ИНОЙ НАГРАДЕ.


11


НЕ ПОМЫШЛЯЯ ОБ ИНОЙ НАГРАДЕ,
как только каждый миг и каждый час,
когда ты не со мной, писать и ладить
строку к строке и рифму к рифме, раз
и навсегда презревши вялость прозы,
вот всё, чего хочу, пока со мной
твоя любовь. А дальше, как угрозы
остаться одному, достигнут той,
той степени, когда мне станет страшно,
то, может быть, и брошу я писать
и буду биться, чтобы не упасть,
с судьбою снова в схватке рукопашной
и нарисую на тетрадке фиг,
КУДА ВНОШУ ВСЁ ТО, ЧТО Я ПОСТИГ.


12


КУДА ВНОШУ ВСЁ ТО, ЧТО Я ПОСТИГ,
туда заглядывать хотелось бы мне реже.
Не дело, если надо мной довлеет миг
прошедшего, который, хоть и свежей
был новостью когда-то и пускай
был откровеньем, но теперь обузой
становится в виду того, что в рай
не въехать в бричке прошлого и с музой
пора нам представленья освежить
об истине и рекогносцировку
произвести. Такую тренировку
я и проделал кстати, как дать пить,
склонивши над столом густые пряди
И НАД ЛИСТКАМИ ЧИСТЫМИ ТЕТРАДИ.


13


И НАД ЛИСТКАМИ ЧИСТЫМИ ТЕТРАДИ
склонивши голову, я о тебе
забыть не в силах. Кажется, что сзади
стоишь ты и тогда в глухой борьбе,
короткой, но чувствительной, я всё же
вдруг оборачиваюсь и гляжу
по сторонам, потом на своё ложе
кидаю взгляд и вижу, как лежу
с тобою рядом. Далее - не к месту
описывать... Итак, преодолев
соблазн, я вновь к листкам, как лев,
кидаюсь, или как иной инвестор
к проекту новому. А через долгий миг, -
НОЧНЫЕ БДЕНЬЯ НАД ЛИСТКАМИ КНИГ.


14


НОЧНЫЕ БДЕНЬЯ НАД ЛИСТКАМИ КНИГ
И НАД ЛИСТКАМИ ЧИСТЫМИ ТЕТРАДИ,
КУДА ВНОШУ ВСЁ ТО, ЧТО Я ПОСТИГ,
НЕ ПОМЫШЛЯЯ ОБ ИНОЙ НАГРАДЕ,
КАК ТОЛЬКО ОБРЕСТИ ДАР РЕЧИ ВНОВЬ,
ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ В ПРАЗДНОСТИ О ЖИЗНИ,-
ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО К ИСТИНЕ ЛЮБОВЬ
И К ЯЗЫКУ БОЛЬШОЙ МОЕЙ ОТЧИЗНЫ.
ПОЭТ ВО МНЕ НЕ НАЗОВЕТ ОБУЗОЙ
СЕЙ СКРОМНЫЙ ДАР, ЧТО ПОДНОШУ ТЕБЕ,
ЧТО ДАЛ МНЕ БОГ И ОБОЗНАЧИЛ МУЗОЙ, -
СПАСИБО ГОВОРЮ ЗА ТО СУДЬБЕ.
ГОТОВ ИСПРАВНО СЛУШАТЬСЯ ПОЭТА:
Я ВЗЯЛСЯ НАПИСАТЬ ВЕНОК СОНЕТОВ.

1994/1995 г. г.


НАБРОСОК ВОЗЛЮБЛЕННОЙ


Блестящие глаза зверька
и припухшие веки
как у существа духовного.
Такова ты сейчас,
моя девочка.

1995 г.


* * *


Китайских поэтесс читаю
и думаю о том, о сём,
и к мелочам свой взгляд склоняю,
и вижу вазу за плечом.

Как хорошо через искусство
чуть-чуть очиститься душой,
хоть это, может, и не густо,
но и талант мой небольшой.

Письмо, парча, вино и тени,
жемчужина и лютни звук,
лучи луны в углу постели,
китайский медленный досуг.

Всё из забвенья выплывает
в воображении моём,
и может быть, я был, кто знает,
с Ли Е когда-нибудь знаком.

1995 г.


ЛАО-ЦЗЫ


Лао-Цзы на буйволе подъехал
к западной границе Поднебесной.
Наконец-то он один! Лишь эхом
плач одной служанки неизвестной.

Книги, свитки, тушечница, перья,
чжоуских царей библиотеки,
как гласят даосские поверья,
были им оставлены навеки.

Что есть в Поднебесной, что могло бы
удержать мудрейшего от шага
в никуда? Ах, ничего. И злобы
нет на мир, а только лишь отвага.

Детская отвага. Мудрый старец
пыль с лица стирает краем шёлка
и глядит с улыбкой, как китаец
от него добиться хочет толка.

Стражник пристаёт: "Почтенный старец,
не оставишь ли хотя бы книжку
мудрых изречений, чтобы палец
тыкать мог в неё, уча сынишку?"

"В мир рождён Кун-Цзы для вашей нужды, -
Лао-Цзы сказал с улыбкой грустной, -
он Пути и Силе будет чуждый,
он вам даст законы. Впрочем, устно.

Впрочем, вот", - и Лао-Цзы дал свиток
стражнику, уж сидя за отметкой
пограничной, слабый от попыток
мух назойливых рассеять веткой.

Сгорбив плечи и втянувши шею
он покинул родину навеки.
День кончался. "Быстро как темнеет", -
молвил стражник, потирая веки...

1995 г.


АНГЕЛ


В дверях подъезда Ангел нежный
столкнулся с Демоном, что шёл
нетвёрдым шагом, хмур и зол,
в свой дом, с Эдемом, кстати, смежный.

Столкнулись, наконец, их взгляды...
Теперь позволь, читатель, мне
их развести и Сатане
дать произнесть кусок тирады.

"Прости, он рёк, - я пьян немного,
тебя я, кажется, смутил...
А, впрочем, всё равно... Я Бога
об этой встрече не просил!"

1995 г.?


КРЫМ


Борису Румшицкому

Там воздух по-другому выкроен
и сотворяются там люди
немного угловатей, с икрами
коричневыми уж в июне.

Там лёд шкварчит зимой разжиженный
под шинами автомобиля,
и наземь тёплый снег одышливый
ложится плавно, без усилья.

Там все влюбляются пронзительней,
но страсти там не возвышают,
а только любят уморительно
и словно дети не прощают.

И всё-таки там понимание
найдёте фамильярно-нежное
в каком-нибудь белесом Каине,
считающим всех прочих пешками.

Московский говор там до колика
смешит младых аборигенов,
и пишется легко буколика,
и тучки как морская пена.

Я вырос там под небом праздничным
и, что ни день, то вспоминаю
то взгляд какой-нибудь загадочный,
то друга из Бахчисарая...

1995 г.


ИЗ ЦИКЛА "ОЛЕГ ВАСИЛИЧ ФИЛИПЕНКО"


* * *


Олег Василич Филипенко -
любитель женщин и цветов, -
идет по улице - ты глянь-ка, -
без галстука и без штанов.

Он улыбается всем дамам,
флиртует, словно джентельмен,
и не боится, значит, срама,
совсем как заграничный мэн.

На нем моднячая рубашка
свисает чуть не до колен,
помята снизу вся, бедняжка, -
штанов неизгладимый плен.

Олег Василич Филипенко
не имет срама. Почему ж?
Милиция, братва и "стенка"
ужели не холодный душ?

Нет, он не видит и не слышит
угроз от жизни. Ну ваще!
Он улыбается и дышит
как сэр при шпаге и плаще.

Проходят господа и дамы
и пальцем крутят у виска,
а он от мелодичной гаммы
не отвлекается пока.

Он напевает и воркует,
и восклицает: "Все пройдет!
И та, что не меня целует,
мои стихи хотя б прочтет.

Паситесь, мирные народы.
Я ваш поэт. Мне хорошо.
И потому как вы уроды -
я счастья в жизни не нашел.

И все-таки я посылаю
вам свой привет, свое ура.
Я дефилирую, гуляю,
весна - чудесная пора!"

31 июля 1996 г.


* * *


Олег Василич Филипенко -
великий русский был поэт.
Он становился на стремянку
и сочинял свой дивный бред.

Его кормили с ложки дети,
а он рычал на них как лев,
и как-то за поступки эти
он претерпел Господний гнев.

Отобрана была стремянка.
Он плакал, бился над собой,
работал над японской танка
и спать ложился чуть живой.

А Боженька глядел сквозь тучи,
стремянку пряча под себя,
и говорил: "Уже ты круче
напишешь вряд ли. Бя-бя-бя!"

Олег Василич покорился
такой убийственной судьбе,
и, знаете, он не напился,
а вышел рыцарем в борьбе.

На все глядеть стал с снисхожденьем,
благословлять всех и прощать,
и занялся церковным пеньем,
чтоб взор к Стремянке обращать.

31 июля 1996 г.


* * *


Олег Василич Филипенко
однажды вылетел в трубу.
Он перепуган был маленько,
когда очнулся вдруг в гробу.

Глядит, а чернота такая,
что просто ужас! Вот дела.
Зачем его судьбина злая
до сей развязки довела?

Черным черно, а в перспективу
уходит ночь. Но ничего.
Он ухватил себя за гриву
и вон из кладбища сего.

А там и ангелы, и дети,
и Бог, и прочьи господа
за ним подъехали в карете
и привезли его сюда.

Сюда, сюда, где блещет солнце,
где майский день, где красота,
где даже это волоконце
значительней, чем чернота.

С тех пор живёт себе, не тужит
Олег Василич никогда,
ступает босяком по лужам,
вокруг него цветут сада.

И славит жизнь, как только может,
наш вдохновенный человек,
и музу по ночам тревожит,
и духов славит как ацтек.

И я там был, и пил немало
с Олег Василичем, и вот
скажу вам важно, величаво:
Олег Василич не умрёт!

1 августа 1996 г.


* * *


Олег Василич Филипенко
был скромен до нельзя в быту.
Он занимал одну времянку,
а мясо отдавал коту.

Он спал на сломанном диване,
не замечая неудобств,
и в облупившейся ва... ванне
растягивался во весь рост.

Олег Василич был послушен
судьбе и зря не унывал.
К гостям и барышням радушен,
он лишь с клопами воевал.

А если видел новых русских
в их неприглядной красоте,
он семечки пред ними лускал, -
короче, был на высоте.

Олег Василич в "Мерседесе"
сидел так просто, так легко,
как будто вырос он в Одессе
и с детства с роскошью знаком.

На самом деле пофигистом
он просто был и потому
и с президентом, и с артистом
легко беседовать ему.

Хоть он рефлексии нечуждый,
но ум его, как инструмент,
не обнаруживал без нужды
свое присутствие в момент.

Из чашки пил вино и кофе
наш неудачник и поэт.
Он в ресторане в Дюссельдорфе
предпочитал всему омлет.

Короче, был во всем великим
Олег Василич, хоть друзья
его клянут, зовя двуликим,
но нам судить его нельзя!

7 августа 1996 г.


* * *


Олег Василич Филипенко
великий русский был поэт.
Им создавалася нетленка,
и он носил в груди секрет.

Бывало, с кем-то в разговоре
замолкнет вдруг и погрузит
вовнутрь взгляд, а после в горе
вздохнет так тяжко, паразит.

Иль кажется ну вот, ну вота,
он стал как все, такой же хер
как ты да я, ан, глядь, зевоту
скрывает подлый лицемер.

Ему базар неинтересен
с тобою, друг, дичится нас.
Он не поет российских песен,
а лишь смеется, пидарас.

Он новый гимн писать не хочет
для переменчивой страны,
и потому шестерка строчит
нам эти тексты без вины.

Да полно, есть ли в самом деле
в его душе секрет? Боюсь,
что он валяться на постели
способен только, подлый гусь.

Давайте развенчаем, люди,
пока не поздно подлеца,
тряхнем разок его за груди
и в школу вызовем отца.

Пускай посмотрит на созданье
свое, а то немудрено,
что люди терпят наказанье
за то, что все кругом говно.

Олег Василич Филипенко
ничтожный, мелкий человек.
Нам это ясно. Евтушенко -
вот кто велик, могуч навек!

1 августа 1996 г.


* * *


Олег Василич Филипенко
носил в душе избыток чувств
когда был помоложе. Стрелку
он забивал в саду искусств.

Там он встречался с музой, с горним
сознанием, и навсегда
запомнил тот чудесный вторник
шедевр он написал когда.

И долго, долго он носился
с своим шедевром по местам,
где критик рыкает, дивился
их непотребным головам.

Ушей ослиных, просто задниц
вместо голов он столько зрел,
что очутился среди пьяниц,
чтоб не смотреть на беспредел.

Олег Василич Филипенко
еще велик и потому,
что вновь подняться смог, хоть Генка,
браток, и залетел в тюрьму.

Сухим из вод он снова вышел,
за это я его люблю,
хоть стал он поспокойней, тише,
и не кричит уж: "Застрелю!"

Теперь на все глядит он просто,
быт наш простой зауважал,
и СТАЛ для творческого роста
он наблюдать природу СТАЛ.

Такой вот милый и хороший,
простой и умный человек
живет средь нас и любит кошек,
артистов, пьяниц и калек.

4 августа 1996 г.




ИЗ КНИГИ СЕДЬМОЙ. "РОВНАЯ ДОРОГА ЖИЗНИ"
(1997 — 2000 г. г.)


ЗИМНЕЕ УТРО


Так хорошо, так хорошо
порою утром ранним.
На западе расползся шов
на чёрной ночи ткани.

И фиолетов тот разрыв,
расходится светлея.
И был бы фотообъектив -
запечатлел бы, где я.

Морозен воздух, люд спешит
так бойко на работу,
и всяк вокруг себя глядит,
и понимает что-то.

Я думаю, жизнь хороша,
и мне совсем нескучно
вокруг себя глядеть, дыша
со всеми - так сподручней.

27 января 1997 г.


ПАМЯТИ МАТЕРИ


1


Вот момент настаёт, он давно уж настал,
когда я вспоминаю о прошлом,
и находятся сами собою слова,
и сказать слово искренно можно.


2


Я давно, я давно о тебе написать
собирался, но, помнится, прежде
слов я нужных найти всё не мог и молчать
оставалось мне только, невежде.


3


Помню, ты умерла, я вернулся служить
на свою пограничную "точку",
там, в горах, в твою память стихи я сложить
всё пытался, придумал лишь строчку.


4


Помню день, белый день, снег вокруг и мороз,
я на вышке стою с автоматом,
вспоминаю тебя и бубню всё под нос
одну строчку, что так кривовата.


5


"Как же так, - говорю я себе, - ты стихи
сочиняешь о службе, о быте,
а о матери сил написать ни строки
нет в тебе. Как же так? Объясните".


6


Я теперь понимаю ту косность пера,
просто всё впереди еще было,
а теперь, по ту сторону зла и добра,
о тебе вспомнил я с новой силой.


7


И легко, так легко сочинять мне слова
в твою память, что, может быть, это
вовсе и не стихи, раз растут как трава
эти строчки, без воли поэта.


8


Ты ведь так не хотела, чтоб был я поэт,
я и сам чуть стыдился пристрастья,
а теперь тебя нет, и давно уже нет,
я же всё сочиняю. Несчастье.


9


Я вчера вот достал фотографий твоих
стопку в книжном шкафу и увидел
как была молода ты, красивей других,
словно муза, что чаял Овидий.


10


Ты простишь меня? Знаю, простишь, но корит
меня совесть за многое... Да уж.
Вот, едва не сболтнул, что сказать не велит
стыд, - мне легче, что ты умерла уж.


11


Ты меня поняла, так прости же опять
за такое худое признанье,
там, где встретимся мы, я сумею сказать
как я рад и как рад был заране...

23 февраля 1997


ИЗ ЦИКЛА "ДЕТСТВО. В ДЕРЕВНЕ"


I. МЕЖВОДНОЕ


1


Горячий шар встаёт над полем,
шуршат кузнечики в траве,
жужжит пчела и в голове
так ясно, так свежо, так волен
я в этот миг, так полон вер!..


2


Вон на посадку "кукурузник"
заходит с моря. Красота.
Хочу быть лётчиком - мечта
ещё манит меня и, узник
своей мечты, я жду когда


3


я вырасту и стану дядей.
Ну, а пока босой ступнёй
сшибаю камень, так что - ой,
ударился, но в небо глядя,
ступню я тру одной рукой.


4


Иду наезженной дорогой,
пыль между пальцев ног тепла
и нежит кожу. Весела
морская даль, что понемногу
мне открывается. Скала


5


у маяка блестит прохладно.
Но я всё дальше, всё иду
и думаю: вот упаду
случайно со скалы... Но ладно.
Гоню опасную мечту.


6


В другое время, в другом месте,
в кровати ночью размышлять
о страхах буду я, пугать
себя мечтами, хоть ты тресни
навязчивыми, и страдать.


7


А нынче радостью беспечной
наполнена душа. Летит
так близко чайка, вдруг кричит.
Я вздрагиваю. Но, конечно,
всё это только веселит.


8


Мне со скалы прекрасно видно
морское дно среди камней.
Чуть дальше, в море, ряд теней -
медузы плавают. Обидно,
сегодня много их, ей-ей.


9


Ну, вот уже и ПУЗИТАНЧИК
( названье странное, скажу,
у места этого, божусь,-
не расшифрую...) Вот воланчик
летает. Отдохну здесь. Фух.


10


Две девочки, видать близняшки,
играют в бадминтон. Увы,
не повернут и головы
в мою-то сторону. Какашки
я замечаю средь травы.


11


Стесняюсь и скорей спускаюсь
я к морю самому, где мать
девчонок с книгой загорать
на спину улеглась и, каюсь,
я стал за нею наблюдать.


12


Подсматривать, чтобы дыханье
перехватило - это кайф.
Но всё-таки, чуть подустав,
устроил я себе купанье,
и бухту пересёк я вплавь.


13


Дрожа всем телом, на горячий
улёгся камень. Моря плеск
так равномерен. Капель блеск
я сквозь ресницы видеть начал,
сожмурив веки. Сухой треск


14


доносится всё ближе - это
брат на мопеде едет. Он
везёт две удочки, бидон
с черешнею. Как это лето
так длится долго? Словно сон...

12 июля 1997 г.


II


Звёздная, чёрная, тёплая ночь.
Слышатся возгласы с моря.
Мама ушла на концерт в Дом культуры,
как бы чего не случилось.

Где-то в крапиве стрекочут сверчки,
блеет овца за оградой,
ВИА какой-то сегодня поёт
в клубе. И все из Москвы аж.

Странно, из сАмой Москвы, а сюда
путь их привёл, значит знают,
что есть совхоз такой в нашей стране,
маленький, а им известный.

Да, чудеса... Но когда ж наконец
мама вернётся с концерта.
Бабушка спит уж, и дед вон храпит,
мне б их спокойствие духа.

Тёплая ночь, очень тёплая ночь,
если в трусах по деревне
я пробегуся трусцой, - ничего,
тёмная ночь, не заметят.

Маме навстречу я выйду, авось
встречу ее по дороге.
Ног не порезать бы в сей темноте,
бьют ведь бутылки мерзавцы.

Что же, вон люди с концерта идут,
всё, побегу я обратно,
мама сейчас возвратится, ура,
прям облегченье такое.

Небо какое! Всё в звёздах. Вот мир
странно устроен, однако.
Что наши горести, беды, когда
всё так ничтожно в сравненье

с космосом? Да. Вот упала звезда.
Жаль, не успел загадать я
это желание, чтобы скорей
мама с концерта вернулась...

1997 г.


V.


Памяти моей бабки

Летним утром я встану и выйду опять променад
совершить перед завтраком, на заржавелой железке
подтянусь десять раз, окунусь в море, рад,
что так правильно жизнь я веду, и смущённо, по-детски,
засмотрюсь на красавицу справа, что роет в песке
ямку с младшей сестрёнкой и буду затем растираться
полотенцем махровым иль вафельным, на волоске
видеть каплю воды, что блестит, а затем возвращаться
стану в дом по дороге, покрытой асфальтом, в жару
мягким, очень горячим для ступней ребенка,
и насвистывать что-нибудь, видя, как брат по двору
уже шастает, ищет меня, и тогда ему звонко
закричу: "Эй, Сергей!" и почти что бегом
устремлюсь я к нему, угадав, что мой брат на мопеде
в это утро, а значит куда-то сейчас мы вдвоём
прокатиться поедем и в лёгкой, весёлой беседе
проведём мы полдня, почти вечность, а после обед,
и любимая бабушка будет борщом и глазуньей
с вермишелью кормить и кричать мне сердито вослед:
"Полежал бы в тенёчке с часок", но меня уже сдуло
со двора, словно ветром, - я к брату помчался гулять,
где забравшись в чужой огород за арбузами, страхом
и геройством своим наслаждаемся с братом опять
как вчера, но уж с меньшим нахальством, размахом,
и залезши в курятник, арбуз об коленку разбив,
с учащённым до нервной икоты биением сердца,
будем есть эту мякоть, лицо и живот извозив
в этой мякоти, пчёл отгоняя, локтем и коленцем
упираясь в куриный помёт и солому, а после бежать
под колонкою мыться, а вечером снова на море
мы отправимся с братом, где будем друг в друга кидать
мокрой тиной, песком, и, не ведая, в общем-то, горя,
поздно вечером я, заглядевшись на звёздную пыль,
загрущу вдруг о жизни, такой быстротечной и бренной,
но усну наконец, и степной безмятежный ковыль
будет тихо шуршать у кровати моей довоенной...

20 июля 1997


* * *


Снег идёт. Я еду в автобусе.
Возвращаюсь из деревни домой.
На сердце беспричинная радость.
Восторг жизни переполняет меня.

Это от того, что идёт снег,
и всё вокруг стало сказочным:
дома, деревья, дорога, небо.
Приеду домой, поужинаю
и тотчас пойду на санках кататься.

А в городе стихийное бедствие:
машины буксуют на дорогах,
люди утопают в снегу по-колено,
такого в Крыму давно не было.

И кажется, что весь ход вещей
отменён таким чрезвычайным происшествием,
и мир стал другим, лучше,
и впереди видится только счастье.

1997 г.


* * *


Тикает будильник. За стеной соседа
телевизор громко что-то там орёт.
Радио на кухне: о Чечне беседа.
Как они задрали. Глупый наш народ.

Пыль на шифоньере. Пыль на куче книжек.
За окном сигналы ментовских машин.
Замирает сердце. Холодеет ниже.
Окружён вещами, я сижу один.

Сколько же предметов. Если приглядеться,
много беспорядка нахожу вокруг.
Впрочем, и немного. Всё должно стереться
в памяти об этой комнате, мой друг.

Ты уже проехал всё, что сердцу мило,
и во что впивался молодой твой взгляд.
Вспоминать о прошлом тяжело, уныло,
в настоящем тихо и покойно. Рад.

Позабудь о многом, позабудь, дружище,
может, ещё будет что-то впереди.
Ведь, бывает, сердце шарит ещё, ищет
тот источник тайный непочатый. Жди.

И сентиментальность пробивает, кореш.
Смотришь фильм советский, прослезившись вдруг.
Вдруг о деде вспомнишь. И о бабке вспомнишь.
Смотришь их глазами сказочку ту, друг.

За окном луч солнца глянул из-за тучи.
Осветил напротив жёлто-серый дом.
Всё еще случится, будет ещё лучше,
если всё же будет то, зачем живем...

26 января 1997 г.


* * *


Как всё-таки уносит жизнь
от идеала, словно лодку
уносит в море, - оглядись -
земли ты не увидишь сотку

вокруг себя, - ни маяка,
ни прочего ориентира,
вокруг пустынно, ты да лира,
и мудрость чья-то высока.

Не доверяешь никому
и полагаешься на опыт
житейский свой, который му-
чительно сознанье копит.

И выдаёшь такую речь:
пурга всё это: книги, лица
отечества, которых сечь
давно пора по ягодицам.

Я источился, и моё
сознание, нет, не выносит,
когда встречаю я враньё,
и мщения душонка просит.

Но озираешься вокруг
и опираешься сердечно
на тех, кто ближе, кто твой друг,
и думаешь: всё быстротечно...

30 июня 1997 г.


УЗНИК


Лежу покойно на диване.
Смотрю в открытое окно,
где в выси, яркой и бескрайней,
чернея, движется пятно.

Не знаю, есть ли над Москвою
орлы летающие, - пусть
то был орёл, хоть я, не скрою,
в том уверять вас побоюсь.

Он так легко парил и плавно,
он так поднялся высоко,
что я подумал: как бы славно
к нему пристроиться рядком.

Из этой маленькой квартиры,
из этих душных, мрачных сфер,
где электрическую лиру
мятежный бы не снёс Бодлер.

А мы, привыкшие к уродству
в доступных формах, свой комфорт
не променяем на сиротство
и страшный Дюрера офорт.

Зачем?.. Живём себе в зашоре:
работа, траханье, еда...
Мы не орлы - какое горе!
Мы не летаем - вот беда!..

16 июня 1998 г.


ФАНТАЗИЯ НА ТЕМУ "МАСТЕРА И МАРГАРИТЫ"


1. МАСТЕР И МАРГАРИТА В ДЕТСТВЕ


Угол дома. Дорожка в сад.
Тёплый ветер веет и солнце в зените.
Мир огромен, нов и его уклад
полон тайн и нравится Маргарите.

Белым пухом деревья покрылись,- цветы
на деревьях растут,- Маргарите понятно.
К ней подходит папа и с высоты
наклоняется к ней, а потом - обратно.

Он высок, он сильный и бреет лицо,
его ласки порою пугают дочку.
Вот зависла пчела над высоким крыльцом,
а потом полетела, жужжа, к цветочку.

В это время мастеру десять лет.
Он идет со школы и чешет лопатки.
Его мама готовит борщ на обед,
а отец доедает супа остатки.

По дороге срубая колючки прутом
мальчик просто мечтает. О чём? Наверно
не о славе писателя, а о том,
как он станет лётчиком и военным.

Мир ещё не распался, он цел и чист,
все ещё впереди: и любовь до смерти.
А пока появляется клейкий лист
в том саду, где покрыты цветами ветви.

11 апреля 1998 г.


2. СТИХОТВОРЕНИЕ МАСТЕРА


Мне стукнуло сегодня тридцать три.
Забавно. Утром было солнце.
Я встал и думал: посмотри
в своё немытое оконце.

Весёлый день и жизнь проста.
Чудесно это совпаденье.
Коль не поможет красота,
поможет, может быть, везенье.

Такой обычный день пришёл,
что праздника не ощущаешь,
насколько это хорошо,
пока, быть может, сам не знаешь.

Пускай идёт всё как идёт,
дни, числа, даты - все неважно.
А то, что важно - узнаёт
со временем, пожалуй, каждый.

3 февраля 1998 г.


3. МАСТЕР И ДЕНЬГИ


Он заработал тыщу долларов.
Ну что ж, положено начало.
Как в злополучной шутке Воланда -
их оказалось тут же мало.

Ну, это после, а пока же он,
держа в руке бумажки эти,
устало, я б сказал в адажио,
качается на табурете.

Он так стремился в напряжении
их заработать в этот месяц,
он был нацелен и в движении,
а вот сейчас сидит чуть свесясь.

И пустота в душе растущая
его невольно угнетает,
но мастер думает о будущем
и Маргариту вспоминает.

Она теперь уже доступнее.
Что гений перед златом, дети?
С деньгами проще и удобнее
расставить перед милой сети.

И всё-таки кольцо с брильянтами
он подарить ей не сумеет,
а могут ли служить гарантами
лишь эфемерные затеи?..

Как измельчал ты, мастер, думаю
я, посторонний, в общем, хлопец;
как маловерием изломана
твоя душа, что аж коробит.

Иль времена пришли последние,
и будущее нам не светит?
Так хочется сходить к обедне и
спросить у Бога: кто ответит?

Короче, мастера заклинило
на деньгах и своем достоинстве.
Ну что же думает любимая?
Что думают в небесном воинстве?

Все ждут: чем дело-то закончится?..
А я скажу немножко выспренне,
что бизнес - взрослая песочница,
чтобы забыть, как жизнь бессмысленна...

14 апреля 1998 г.


4. МАРГАРИТА


Она красива и бледна,
ее движенья так пластичны,
пред низким строго холодна,
брезглива перед неприличным.

И всё ж душа ее живёт
в согласье с чувством и любовью:
она роль женщины берёт,
чтоб насладиться этой ролью.

И он, в упор глядящий на
неё, ласкает её взглядом:
ладони, губы, грудь, спина
питают сердце сладким ядом.

Её он хочет... Он влюблён.
"Когда увидимся и где мы?"
Прошедшим он опустошён,
но есть заглавье новой темы.

За униженья, за облом,
за дни отчаянья и страха,
он этой женщиной влеком
как верой -  помыслы монаха.

Есть в ней порода, есть завет
духовного перед телесным,
и всё-таки манящий свет
не назовёшь одним небесным.

О да, душа её живёт
в согласье с чувством и любовью:
она роль женщины берёт,
чтоб насладиться этой ролью...

31 октября 1998 г.


* * *


Мне не сгорать в костре любви,
а глухо, мертвенно томиться.
Её зови, иль не зови,
она вам может лишь присниться.

И всколыхнёт ваш бедный ум,
и смоет грязь потоком тёплым
с души, которой я, угрюм,
не чувствовал, ведь был животным.

Но тем печальнее для вас
проснуться посреди квадрата
в ночной или рассветный час
с пустой тоской, без адресата...

12 сентября 1998 г.


КАРТИНА


К.О.

Неоклассическая донна
сидит с Младенцем на руках.
Чуть слева - мощная колонна,
летает голубь в облаках.

На первый взгляд художник слабый
и даже где-то пошловат,
но ты вглядись в картину, дабы
увидеть донны томный взгляд.

Она задумчиво печальна
и смотрит в сторону чуть-чуть,
она как будто инфернальна,
но так реалистична грудь.

Раздвоенность её сознанья
в противоборстве двух основ:
есть материнство, есть желанье
цепь разорвать земных оков...

8 мая 1998 г.


* * *


Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной.
                Николай Гумилев

О чём томишься ты, поэт?
О чём ты думаешь украдкой
когда глядишь на этот шаткий
и иссечённый мелко свет?

И стоя где-нибудь в метро,
стеснённый мрачною толпою,
ты с вежливой, но неживою
улыбкой дёргаешь бедром.

Ты думаешь: "А как любовь?
Ужель бессмысленно томиться
я обречён, и эта птица
не снизойдёт мне в душу вновь?

Не может быть..."А дальше ум
насущным полнится: курс марки
и доллара, контракты, банки...
И вновь ты собран и угрюм.

И всё-таки томишься ты
лишь об одном и без чего-то...
Нет, не ведёт тебя работа
туда, куда влекут мечты...

21 декабря 1998 г.


* * *


Ровная дорога жизни.
Глазу зацепиться не за что.
Прошлое исчезло в линзе
с обратной перспективой. Мелочным

кажется всё то, что сделал.
Думаю, что деградирую.
Не то, чтобы старею телом,
но юность свою пародирую.

Знал бы я тогда-то, дерзкий,
что душа пойдет порожняя
по миру на каком-то отрезке,
был в речах бы осторожнее.

Понял я китайцев древних -
вежливость - верх добродетели.
Уходи от мыслей скверных,
ведь на небе твои свидетели.

9 апреля 1999 г.


ОСЕНЬ В ЯЛТЕ


Море чернильного цвета
как на ладони с горы.
Туч мрачноваты шатры…
Бабье закончилось лето.

Ржавый, багряный, зелёный
лес на покатой горе.
В Ялте сидеть в октябре
может поэт иль влюблённый.

Еду в «Икарусе» новом,
капли дождя на стекле.
Туча висит на скале…
Как всё постыло знакомо!

Думаю, если бы встретил
в Ялте унылой тебя,
то, твоё тело любя,
осень иначе б заметил.

Тоньше поэзию б выдал
раскрепощённый мой взгляд,
но я зациклен и рад,
что на тебе лишь, мой идол.

1 ноября 1999 г.


* * *


Бегут часы однообразно,
уже двенадцать. Как же так?
Который год так безобразно
я превращаю жизнь в пустяк?

Набор одних телодвижений
и мысли так просты, как стул,
и это я, вчерашний гений,
что оскудел и вот уснул.

Вернись, вчерашнее томленье,
вернись, погибшая любовь,
и напишу стихотворенье
я о прекрасном вновь и вновь.

А если нет, то как мужчина
и как потомственный казак,
я на коне и с карабином
уеду воевать за так!

10 февраля 1999 г.


* * *


Если б ты была со мною,
я бы лёг с тобою рядом,
положил свою ладонь бы
на животик твой упругий.

Ты лежала на боку бы,
подогнув свои колени,
и обняв ладонью тёплой
край подушки белоснежной.

Ты б спала, иль притворялась,
я б уткнулся в твои косы
и вдыхал бы запах тела
бесконечно мной любимый.

А потом как бы нечайно
положил свою ладонь бы
на округлость твоей попы
или в .... сунул пальчик.

А уж чем бы завершилось
это сладкое томленье,
объяснять тебе не буду,
хорошо всё представляешь...

4 сентября 2000 г.


НА 200-ЛЕТИЕ А. С. ПУШКИНА


Поэт, пророк, певец любви,
ты, как природа, неподкупен,
ты, словно воздух, всем доступен
и также растворён в крови.

Тобой дыша не замечаем
величья твоего. Так что ж?
Отца ль великим назовёшь,
коль с детства им ты опекаем?

Ты альфа и омега: сны
и яви ядерного века,
все отклоненья человека
становятся с тобой ясны.

Пусть россиянин, каждый житель,
отпразднует твой юбилей.
И я с подружкою своей
по-своему воздам, Учитель!..

5 июня 1999 г.


* * *


Далёко-далёко за морем
В столице нездешней земли
--------------------------
И мирно плывут корабли.
           Аркадий Байчурин

Далёко-далёко за морем,
в столице нездешней земли,
не ведают люди про горе,
и мирно плывут корабли.

Там райские птицы на ветках
о счастье поют и любви,
и я вспоминаю нередко
о чуде той светлой земли.

И как бы нам не было тяжко
я верю и ты, друг, узнай:
богач и последний бродяжка
вернутся в утерянный рай.

И девочка та, что когда-то
смеялась тебе из окна,
утешит тебя словно брата,
и лаской согреет она.

1999 г.




ИЗ КНИГИ ВОСЬМОЙ. "СЕГОДНЯ, ЗАВТРА, ВЧЕРА…"
(2001 — 2005 г. г.)


* * *


Пусть одиночеством дохнёт вечнозелёным
И воздуха не хватит для дыханья,
Быть одному и голосом дубленым
Петь только нежный бред воспоминанья.

Колышется вчерашняя вершина,
На свете нет культурного пространства,
Есть только сети образов и глина
В ИЗМЕНЧИВОМ, как признак постоянства.

Но что за дело мне, шахтеру света,
Летайте самолетом в  лапидарность,
Я видел Свет, линейкою за это
Я получил от мира в благодарность.

3 июня 2005 г.


* * *


Вернуться бы под утро в не себя,
Укутаться б в оранжевое поле
И, никого не помня, не любя,
Стать навсегда виньеткой и паролем.

Позолоти мне слово, альбатрос,
Ты дома не имеешь и ты волен
Глядеть на всё, как вечно смотрит нос,
А я хочу  - и потому я болен.

26 мая 2005 г.


ПОЭТЫ, ТРЕБУЙТЕ ПРИЗНАНЬЯ!


Не вздумайте не требовать признанья
От мира из воды и колымаги,
Нам все должны - за жгучие старанья
Чертить огнём и кровью на бумаге.

Да, мы, поэты, истину видали
Такую, что и скромности не надо,
Когда крутились Божии педали
У нас в душе и - перед нашим взглядом!

6 июля 2005 г.


* * *


День кончился, не кончилось лишь зренье,
Оно скользит под разными углами,
И мира раскладное оперенье
Я зрю под монолитными телами.

Хочу увидеть круглого незнайку
В ногах у несгорающего Феба,
Божественную слыша балалайку
Зарисовать все паутинки неба.

А если не получится - в квадрате
Остаться жить,  округлость презирая,
И быть как все, не помня об утрате,
И умирать, еще не умирая.

2005 г.


О НЕКОМ ПОФНУТИИ


Пофнутий любит мир теней и колыханий,
Он видит искренность как ряд смешных стараний,
Он бродит там, где шепчут истину ему шалфеи,
И матери рождают пчел для грузноватой феи.

2005 г.


О НЕКОМ ПОФНУТИИ-2


Пофнутий родом был из Ново-Орлеана,
Он звуки понимал как шумность океана.

Он вслушивался зрением в наплывы,
И кровоточил смех его как рана.

Души его прекрасные порывы
Читали два изысканных барана.

Конечно, он счастливчик был, Пофнутий, -
Так мне сказал краснодеревщик муфтий.

2005 г.


* * *


Я утром был мохнатый и красивый,
А  завтра - выпил яду громогласно,
И вот я умираю, что есть силы,
От истины, которая прекрасна.

И хладным потом надышавшись вволю,
Сложился я под расписные стены,
Примериваясь сердцем к алкоголю,
Вернулся к вам из площадной гиенны.

Смысл жизни вне труда лежит и тает,
Давайте же плясать до Воскресенья,
Пускай душа квадратное катает,
Испытывая грязное томленье.

Нет дела мне, весёлому бродяге,
До истины из грязи и движенья,
Я снова опускаюсь в колымаге
Туда, где нет ни сна, ни воскресенья!

2005 г.


* * *


Я жимолость серебряная в рамке,
Когда гляжу в глаза газели-самке.

И сердце, как гагатовая брошь,
Все накаляется, как нервы самозванки.

Отдайся мне, сияющая ложь,
Дай мне проникнуть в темноту баранки.

Мне твой кружок под кустиком дороже,
Чем истины сверкающее ложе.

1 июля 2005 г.


* * *


Верните мне обеты и задворки,
Я есть поэт - изящный оборванец,
Я ем из глины дождевые корки,
И прошлого ношу дырявый ранец.

Не слушайте всамделишных пророков,
Вы не вместите огневых горошин,
Откройте окна для прямых пороков
И каждый будет кривизною брошен.

Нам не нужна верховная поэза!
Я кровь смываю с лезвия природы
И говорю: Он все-таки зарезан
И выброшен из проливной колоды!

2005 г.


* * *


Я протрезвел и выбрался наружу
Из целого соцветия ошибок,
И понял, наконец, что я не нужен
В аквариуме золотистых рыбок.

Что ж, буду плавать там, где хмурый Вася
Высматривает скромную добычу,
И, плавниками воду пидорася,
С печалью неземной глядит набычась.

Я буду ему братом, он сестрою,
И кончим с этим миром разделенных
На умных и неумных, на героев
И на бродяг, в прекрасное влюбленных...

20 июля 2005 г.


* * *


Сидела бабочка на розовой игле,
Глядела на меня раскосыми глазами,
Летали облака в вечнозеленой мгле,
И пели суслики кривыми голосами.

Откройте мне в открытое окно,
Я вечности должник и друг всему живому,
Вот только серости живое полотно
Колышется лишь так, всегда не по иному.

О, дружба вечная с синицею  в руке!
Смазливая и юная дурнушка
Всегда омоет смысл и лыко в молоке
И скажет: посмотри, вот новый Пушкин!

Не верю я, атлет, не верю никому,
А верю лишь звезде пугливого паяца,
Который удручен, которого пойму,
Поскольку и меня хватала жизнь за яйца.

25 мая 2005 г.


КОГДА Я БЫЛ МАРТЫШКОЙ


Забита голова дровами неги
И мыслей непрозрачных чую тяжесть,
И каждый день мечтаю о побеге
Туда, где я мартышка; помню, я же
Всегда мечтал о падающем снеге
И кисточкой вращался на плюмаже.

Когда я был мартышкой, все на свете
Казалось мне избыточным и странным,
Я попадал пороку прямо в сети
И слог мой был изящно деревянным,
Но я родился, Освальд, не за этим -
Зачем - забыл - под полотном пространным.

21 июня 2005 г.


БАБОЧКА БЕЗ НАЗВАНЬЯ


Я бабочка нелепая в квадрате,
Покрыта прошлогодними снегами,
Меня изящно девушки лягали,
Когда я рушником летала в хате.

Теперь о красоте пекутся боги,
А я пекусь о палочке бамбука,
Вокруг меня огни и много стука
И у окна распоротые ноги.

Я не хочу слепого целованья,
Я новый хлеб солю презреньем старым,
Душа моя влюбила все удары
И потому не надо мне названья!

2005 г.


* * *


М. Л.

Я есть надежда синего отлива,
Ты розовый и потому ты лучше.
Феб лучезарный, сделав мне красиво,
Вслух говорит, что жизнь - счастливый случай.

Поверю негодяю и поэту,
Смысл разорву на блестки и кусочки,
Оденусь в бирюзовое полено
И ласково пройду к финальной точке...

июнь 2005 г.


* * *


Я полосатый друг всем, кто не болен,
Открыт для новых чувствований сердца,
Вот только нет на свете колоколен
И некому прослушать моё скерцо.

Искусство враг прекрасного сегодня,
Вчера наступит завтра для незнаек,
Глядит незряче утренняя сводня
И в цирк ведет прекрасных попрошаек.

Я хрящик перламутровый в кармане
У всякого, кто ночи не достоин,
Гляжу в окно и выгляжу в тумане
Как углубленный в просветленье воин.

9 июня 2005 г.


* * *


Я рыжий, но для истины не рыжий,
Избит, и не избит толпой заочно,
Я вижу то, что человеком движет,
Но только чуть расплывчато, неточно.

И в этот смутный сгусток направляю
Насмешливость свою, а прежде - ужас;
Вы верите в судьбу:  я поздравляю,
Вы лишь пельмень, а мне смешно к тому же.

27 июля 2005 г.


МАХАОНЫ


Вокруг брегета пляшут махаоны
В зеленых колпаках и бьют поклоны.

Они глядят на солнечные стрелки
И метят все в цыганские бароны.

У них сердца - резиновые грелки
И их слова - простые закидоны.

Я сам был махаоном в прошлой жизни,
Но не стерпел презрения к отчизне.

2005 г.


* * *


Слова затертые и чувства
Я достаю из пиджака,
Верните взбитое искусство
Тому, кто хуже простака.

Хочу серебряного неба,
Искусства же хрустальный зад
Я презираю больше хлеба
И всем моргаю наугад.

10 июня 2005 г.


ПОЭТ


По небу плыли сети, им навстречу
Другие сети плыли словно мошки,
На берегу поэт сиял, и вечер
Показывал все русские матрешки.

Оранжевый достал поэт фломастер
И вытряхнул из сердца хлам прекрасный,
И вот с тех пор он потеплевший мастер,
Хотя в душе он носит гвоздь опасный.

Попавший в сети выглядит нелепо,
Он смотрит волкодавом на пространство,
Он видит сгустки движущихся слепо
И откровенье прячет как убранство.

10 июня 2005 г.


СЕГОДНЯ, ЗАВТРА, ВЧЕРА


Ревнивый отпрыск рыбьего отродья,
Хожу я, вспоминая те томленья,
Когда сама Богиня плодородья
Глядела вверх, где плыл стихотворенья
Волнистый  дым, а я дышал, воруя
Слова для наготы и поцелуя.

То было завтра, а вчера наступит,
Когда сегодня притечёт в сегодня,
Тогда кирпичик вдохновенья купит
Журнальный клоп - со славой мертвых сводня, -
Но я-то буду плыть волнистым дымом
Сквозь вас и кирпичи в обложках, мимо...

11 июля 2005 г.


* * *


Там, где гуляют синеблузые восторги
И непрозрачная прозрачность непрозрачна,
Там страсти грубые ведут земные торги,
Там я живу без главной цели и безбрачно.

А ведь когда-то видел я живое небо,
Где непрозрачная прозрачность вдруг прозрачной
Явилась мне, и потому, где я бы ни был,
Везде живу без главной цели и безбрачно...

2005 г.


* * *


Расколота фарфоровая кружка
И бог во мне кристаллом лег в осадок,
Зарывшись в землю, костяная мушка,
Смеется синим, будто так и надо.

Я сам себе налью квадратный корень
И выпью уравнение бесстрашно,
И после мою мраморную голень
Пускай поставят там, где боль и брашна.

2005 г.


* * *


Вокруг меня сухие ломоносы,
Сердца людей - слепые эолиты,
К чему глядеть на вечные вопросы,
Когда они репейником увиты?

То, что прекрасно, то - летает выше,
Все грубости - на землю упадают.
Вокруг снуют серебряные мыши,
И красным смехом, торжествуя, лают.

Я видел чертежи и колыханье,
Зачем мне это знание-обуза?
Верните мне сияние незнанья,
И обморочный свет забудет муза.

2005 г.


* * *


Когда мне плохо, значит, хорошо мне,
Разбит стеклянный компас в сердце глупом,
Пускай падений всех мне не запомнить,
Всё разберет под солнечною лупой
Тот, кто вотще сидит в каменоломне
И щерится изысканно и тупо.

Люблю я краснобокую угрюмость,
Когда я занят смесью слов и лака.
Не повторяйся же, слепая юность,
Лежи на дне мой брат, и бойся плакать
Над ноющим колодцем, бойся плюнуть
Туда, где воет Божия собака.

2005 г.


* * *


Я упаду когда-то вверх ногами,
Разбив стеклянный голос об эстраду,
И глянцевое небо с облаками
Устроит конфетти и канонаду.

Я не хочу фальшивого лобзанья,
Противны мне все сахарные квочки,
Пусть не заплачут Лондон и Лазанья,
Завернутые в русские платочки.

Лишь горькие лобзанья вспоминая
Той, что царица сгорбленного рая,
Уйду туда, где встретится другая,
И я предам, от жалости рыдая.

2005 г.


* * *


В томленья грязные люблю сажать морковь
И ждать, что вырастет: а может быть любовь?

2005 г.


ЗЕВОК


Пока ты говорил, тебе я верил,
Но ты зевнул, и я увидел зверя.

Не нужно философии, дружок,
Вот ты зевнул и приоткрыл мне двери

В животный мир -  ты был правдив как бог;
Но ты испортил всё, когда при деле

Вновь оказался ум твой; но теперь
Ему не верил я - ВЕДЬ ТЫ БЫЛ ЗВЕРЬ.

2005 г.


* * *


Неясный день колеблется стихами,
Густеет слово образом неясным,
А где-то там я выдан с потрохами
Кондовым взглядом, четким и опасным.

И сущности угадывать разучен,
Смотрю я телевизор жизни зряшной,
И всех геометрических излучин
Дороже мне изгиб души вчерашней.

2004 г.


* * *


Летают прошлогодние тирады,
И снег кружится свежим откровеньем,
Вот только не удержишь твердым взглядом
Вчерашних отражений отраженья.

Никто не верит - ну и ладно, братцы,
Я сам бы не поверил, не увидев,
Шишок живет в стихах или Гораций -
Поймешь когда-нибудь - я не в обиде.

А не поймешь, то любопытства похоть
В осла переродит по Апулею,
И в книге жизни долгожданный ноготь
Мне подчеркнет все то, чем не владею...

2004 г.


БЕЗУМИЕ


1


Летали лошади. Садились на цветы
изношенные туфли. Я был в горе.
Зачем оделся я? Зачем упала ты
на острие мое? Опять лав стори.

Маяк мигал, и сухо плыл закат,
одежда раздевалась. Мое тело
телесным было. Ты же захотела
обуть меня в прекрасную из ват!

Вот западня. Я снова утонул
в том обруче. Открой же свою тайну:
где гильотина из кромешных скул
кончается? О, не мигай случайно!


2


Безумие не в том, чтобы не знать.
Безумие разгуливает в чашках.
Откройте то, что дало мне понять
о цвете парника и замарашках.

О, красота! Налейся изнутри.
Убейте смысл - и красоту убьете.
На небе точки, хочется: утри!
откройте рот, скажите, как живете.

Оружие в тебе. Оно вокруг.
Цель ускользает, красота подавно.
Вокруг окно. Смотри как мертвый друг
пьет Windows из угла и смотрит явно!..


3


О, лупальцы! Кегерда ля камур
начнется вновь? Открой же накрывало!
Летает снег. На улице июль
пьет пиво на загривке у вокзала.

Откройте что. Хочу понять тебя:
костель вербес иль все-таки откуда?
Я пьян всегда не понаслышке бя,
открой вчера как будто и посуда.

Ну что ж, поэт когда-то усеклись
от прошлого. Поэтому понятно.
Прозрачен стих мой, хочешь, поделись.
Во всем кышмыш. Как ангел ты в парадном.


4


Лябяка нози. Ты опять ушла.
У опы дырчах. Все-таки не надо.
Папайя ренегата догнала
на выходе из арки зоосада.

Сквозь анфиладу шелестит Гомер,
он амфору закуривает грустно
и говорит: "Папайя или хер,
не все ль равно?" И умирает устно.

Кель вельми да когда-нибудь еще
увидимся с тобой, моя мегера.
Облупленное небо сыплет с щек
лак времени, и в бок плывет галера.


5


Когда-то я любил взамен алкать,
байбаком улетучиваться пышно
над городом, тесьмою еле слышно
возить по гайдамакам и гадать.

Но все прошло. Украшена галета
то иноходью, то - когда еще?
Стихи писать инструментальщик где-то
подсмотрит раз под куполом-плащом.

Чего? Сказал. Маэстро, повтори.
Когда-нибудь откроешь итальянский
как алиби, и ветер маломальский
тебе откроет рот: живьем утри!


6


Неправда ли, всё так, как не хочу.
Жизнь клеится, и водоросли виснут
вокруг огня, и наконец-то стиснут
мечты вокруг обмотанных в парчу.

Ничто не вечно. Хочется домой.
Открой окно и выгляни наружу:
асфальт травой покрыт, и ты разбужен,
как заскучавший насмерть домовой.

Налей меня. И выпей, наконец.
Обуйся в жизнь и не гляди сурово.
Жизнь прожита и не вместилось в Слово
лишь потому, что щебень - не Творец.

2001 г.




ИЗ КНИГИ ДЕВЯТОЙ. "НА ЯЗЫКЕ ВЕТВЕЙ"
(2000 — 2006 г. г.)


* * *


Всё было так давно, всё было так недавно:
мятежные года, мятежная любовь,
и рухнувший мой мир, и невозможность вновь
ту веру обрести, что оскудела явно.

Теперь без катастроф давно живёт душа,
хоть чувствую порой, что вновь в тупик упёрся,
но выход нахожу, и к жизни я притёрся,
всё глаже жизнь течёт, но всё трудней дышать.

19 мая 2001 г.


ПРАЗДНОСТЬ


Живого поэтического чувства
так не дождавшись, я уселся снова
кропать стишок, поскольку как-то пусто
сидеть без дела, хоть сие не ново.

Читаю мало, потому что скучно:
откроешь книгу, пробежишь страницу
и думаешь: наверно мне поручено
всё понимать, любую небылицу.

И важным станет не идей коллизии,
и уж, конечно, не повествование,
а некое пространство метафизики,
участок эмпирического знания.

Открытий мало. Потому на чтение
не налегаю я. Сижу без дела.
Вот и пишу сейчас стихотворение,
поскольку праздность тоже надоела.

Март 2001 г.


* * *


Былая вера и былые чувства
угасли в сердце навсегда возможно.
И было одиноко мне и грустно,
и красота мне показалась ложной.

Но время шло, надежда оживала,
и сердце наконец-то улыбнулось,
и всё, во что не верилось сначала,
хоть медленно, неполно, но вернулось.

Бывает так: осенняя погода,
дождливый день и ветр шумит листвою,
но вновь проглянет солнце и природа
дохнёт теплом и свежестью живою...

2000 г.


ДВУСТИШИЯ


1


Я возвратился с работы домой.
Молча разделся как будто немой.

Снял свой пиджак и рубашку и брюки,
не ощутил ни тоски я, ни скуки.

Только чуть-чуть обломала мысля:
щас вот разденусь, а что опосля?

Чем заниматься? Ага, почитаю.
Но для начала, не выпить ли чаю?

Есть пастила и зефир можно съесть.
Сладкого хочется. Сладкое есть.

Скромен мой быт, чуть богаче, чем птица
я в этой жизни. Нормально, сестрица.

В сердце покой, в голове пустота,
всё хорошо. Обманула мечта.

На выключатель на кухне нажал я,
правильно всё в этой жизни, пожалуй.

Дождик пошёл за окном. Хорошо.
Вот и весна. Что я в жизни нашёл?

Просто привык. Я уселся на стульчик.
Чайник кипит. Будет всё-таки лучше.

Всё еще сложится, нужно лишь ждать.
Впрочем, не стоит впустую мечтать.

Мясо пожарю сегодня на ужин.
Тихо, спокойно. Никто мне не нужен.


2


Лёг на диван. Хорошо ощущать
сытость в желудке и просто лежать.

Просто лежать и читать. Сделал тише
я телевизор. Открыл Макса Фриша.

Нет, надо вырубить телек совсем.
Так-то вот лучше. Включу ровно в семь.

Фриш мой любимый писатель, похоже,
на настоящий момент. Он поможет.

С каждою строчкой души пустота ль
глубже и выше?.. Растёт вертикаль.

Перечисляет предметы писатель.
Им имена дает словно Создатель.

Я удивляюсь: закат, валуны,
море, трава, бледный месяц луны.

Или вот город: трамвай, мостовая,
здание банка, бутылка пивная.

Или герой вот: оделся, взглянул
в зеркало, шаркнул ногой, сел на стул.

Словно наезд кинокамеры: круча,
глина и камни, навозная куча...

Нет философии, есть только мир
образов, жестов. И, словно факир,

преображает писатель предметы:
вот запотевший стакан, сигареты...

Странное дело: как будто открыл
дверь в бесконечность. Такой вот посыл.

Как хорошо. Пропущу я, конечно,
"Новости" нынче. Там новость конечна.


3


Я за столом. На обои гляжу.
То ли пишу, то ли словно вяжу.

Видимо, так коротаю я время.
Что ж, одиночество - лёгкое бремя.

Слева лежат на столе стопки книг,
справа лежат на столе стопки книг.

Девы Марии фигурка из гипса
передо мной на столе, там, где Ибсен.

В рамочке фото: в швейцарских горах
Ира сидит на покатых камнях.

Ножки скрестила, упёрлась руками
в камень холодный. Холодный ведь камень.

Сзади неё вдалеке зубцы гор
снегом покрытые. Неба шатёр.

Солнца лучи у неё за спиною.
Тень перед нею и перед горою.

Что я сижу? Я собрался писать.
Правду сказать? Иль опять промолчать?

Тень на обои от шкафа ложится.
Правда-неправда - всё стерпит страница.

Главное, время заполнить трудом,
чтоб успокоилось сердце потом.


4


То ли простыл, то ли нет. Не понять.
Лай за окном непрерывный опять.

Сорятся, видимо, чьи-то собаки.
Жизнь у собаки от драки до драки.

В горле першит. Не простуды ли знак?
Что-то неважно мне. Впрочем, пустяк.

Жизнь у собаки от драки до драки.
Да. Мы, похоже, как эти собаки.

Страсти, рефлексы, инстинкты взялись
смело за дело. И это-то жизнь!..

Градусник надо подмышку засунуть.
Всё хорошо. Если плохо, то плюнуть.

Просто лежать и смотреть в потолок.
Просто лежать и смотреть в потолок.

Смолкли собаки, а, может, забылся
я, вспоминая, как счастья лишился.

Не огорчаться. К чему? Ни к чему.
Быть благодарным. Судьбе и Ему.

Может, Ему благодарность, как пища,
и не нужна. Я же сердце подчищу.


5


Ветер гудит всё сильнее на крыше.
Снова улёгся, открыл Макса Фриша.

Но положил себе книгу на грудь,
может попробовать лучше уснуть?

Вот и закончился день, так похожий
на предыдущие. День ещё прожит.

Выключил свет и улёгся в кровать.
Не вспоминай. Да и что вспоминать?

Ветер на крыше вовсю завывает.
Дождь за окном. Всё на свете бывает.

Детские страхи припомнил опять.
Сладко их вновь было б мне испытать.

Впрочем, итак беспокойство и смута
в сердце моём всё сильней почему-то.

Это смятенье лелею в душе:
сладко лишь мне и не страшно уже.

Дождь перестал. Ветер стих. Пролетела
жизнь пред глазами. И вот оно - тело,

тело, в котором душа. Тридцать пять
лет говорят ему. Трудно сказать.

Скоро усну. Ничего не тревожит.
Всё улеглось. День ещё один прожит.

Май 2000 г.


СОНЕТ


Весна почти прошла. Прошло и вдохновенье.
А было ли оно? Не ведаю - бог весть.
Последнее пишу сейчас стихотворенье
за этот я сезон весенний. Предпочесть

сонет решился я всем прочим формам. Это
не символ, а, скорей, лишь прихоть, да и та
случайности дитя, поскольку для сонета
мой прозаичен дух, и не влечёт мечта.

Мечты, мои мечты, разбились вы как волны
о берег жизни той, что противостоит
вам многие года, и список ваш неполный

хранят мои стихи, а память не хранит.
Душа как море спит, - на море штиль, не смута,
и всё-таки оно  чуть мёртвое как будто.

29 мая 2001 г.


* * *


Дни бегут, бегут, бегут.
Быстро, безмятежно.
Лишь проснулся, глядь, а тут
вечер безутешный.

Нужно вновь ложиться спать.
«Что же я сегодня
сделать смог?» - упав в кровать,
думаешь невольно.

Ничего. Так день за днём.
Пробегают годы…
Но надеемся, живём…
Странной мы породы.

2001 г.


ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ К * * *


1


Я всё-таки тебя люблю,
хоть ты со мной жестока.
Я не звоню тебе, терплю,
хоть сердцу одиноко.

Пусть в ссоре мы, но отойдёт
вчерашняя обида,
и вот уж сердце снова ждёт,
не подавая вида.

И сам уж верю, что прошла
любовь, но почему-то
ты позвонишь, и сердце зла
не вспомнит на минуту.

И радость душу озарит,
но вновь, сжимая зубы,
я говорю себе: "П...ит,
она меня не любит".

Но чувствую, что на крючке
опять я оказался,
решимость вновь на волоске,
глядишь, и я уж сдался.

И снова факсы шлю тебе,
и жду нетерпеливо
что скажешь ты... Опять в борьбе
с собой, с тобой, спесивой...

Но вот звонишь ты, чтобы вновь
не вымолвив ни слова,
разжечь в душе моей любовь
и заковать в оковы.

И проклинаю и люблю
тебя за стиль твой редкий...
"Когда-нибудь её убью!" -
кричу как в оперетке...

Февраль 2000 г.


2


Ты мне пока еще звонишь,
нечасто, но порой находит -
бросаешь трубку иль молчишь,
но это уж меня не сводит

с ума, и сердце уж не ждёт
звонка от гарпии прелестной,
ты впала в пошлость, анекдот,
и о тебе давно нелестно

я думаю... Досада, да,
и та всё меньше покрывает
моё чело, бежит вода
и, к счастью, многое смывает

с души, кровавленной тобой,
и я давно уже утешен -
нет, не надеждою пустой -
отчаяньем и тем, что грешен.

И мне смешно, когда звонишь
и, бросив трубку, наполняешь
момент значительностью... Знаешь,
ты о себе уж больно мнишь!

Ты загнала любовь в тупик
своим нелепым самомненьем,
а я научен, ни на миг
не пожелаю повторенья!..

4 мая 2003 г.


МАЙСКИЕ СТИХИ


1


Вот майский гром, а вот окно,
где в небесах черным-черно,
а дом напротив, белый, блочный,
лучом закатным и проточным,
как светом правды озарён.
И кто в картинке растворён?

Дождь хлещет по асфальту так,
как будто посягает мрак
весну загнать обратно в почку
назло зелёному листочку,
чей взрыв салатовый - на взгляд -
рапидом времени заснят.

Луч солнца скрылся, дождь прошёл
в одно мгновенье: хорошо!
А под окном моим рябина
блестит - рекламная витрина
нерукотворная - корой,
как всех времён телегерой.

2-3 мая 2003 г.


2


Белеют тучки в синеве,
свет льётся с неба слишком яркий,
и возникает без помарки
стих в восхищённой голове.

Щебечут птички за окном,
и льётся музыка из окон
как завиток, как женский локон
в лучах, которые кругом.

Но скрылось солнце, тень легла
как вековечное сомненье,
и за окном всё то же пенье,
но радость в сердце умерла.

3 мая 2003 г.


3


День ярок свеж и бесподобен.
Не обобщай, ты не способен,
гляди сквозь тюль в своё окно
на полдня яркое пятно
до рези в яблоках глазных.
Мир как невеста, ты жених.

Глаза устанут - сфокусируй
своё внимание на синей
футболке, брошенной тобой
на спинку кресла, и напой
весёлый шлягер, вспомнив грустно,
что сердцу хоть легко, но пусто.

3 мая 2003 г.


4


Скажите этой светотени,
что в невозможное ступени
открыты тем, кто сердцем юн,
кто познавать неустаюн.

Ещё скажите светотени,
что не осталось от горений
когда-то пламенной души
и пепла. Так и напиши.

И передайте светотени
моё спасибо, поколений
других СПАСИБ держу в руке
с закладкой в левом уголке.

3 мая 2003 г.


НАБОКОВ


Максиму Лаврентьеву

И розовый гранитный особняк,
и Зинаида Гиппиус - кузина
директора училища - всё так:
Россия, звёзды, Мнемозина.

Экслибрис в толстых томиках Дюма,
и бабочка на листьях скабиозы,
всё это рядом - не сойти б с ума -
о, этих грёз убийственные дозы!

И ночь расстрела грезится ему
в своей стране, где не найти участья,
где хорошо немногим... никому,
но весь овраг в черемухе - о, счастье!..

1 февраля 2004 г.


ФОТОГРАФИЯ МАКСИМИЛИАНА ВОЛОШИНА


Волошин с посохом и в рубище каком-то,
в глазах спокойствие, лишь в глубине зрачков
то знание, живущего у понта
философа, что не для простачков.

Ковыль, грабинник, лох ли серебристый,
как страхи детские, сжимают сердце вам,
хребтов голубоватое монисто
мир делит до и после - пополам.

2003 г.


РОДИНА


Люблю я родину обычною любовью.
Люблю я песен русских простоту
и грусть высокую, люблю таить мечту,
бродя по деревенскому подворью.

И детство вспоминая, средь двора
запущенного я люблю в печали
бродить и голос умерших едва ли
не слышать, словно он звучал вчера.

Люблю, в Москву вернувшись, радость знать
как в обретённой заново потере,
и фильм люблю "Москва слезам не верит",
и осени дождливой благодать.

Люблю снобизм московский, и улыбку
красавицы с рекламного щита,
и понимая, что вокруг тщета,
порой люблю всеобщую ошибку.

И кадры кинохроники с полей
сражений пробивают вдруг на слёзы.
И, как лекарство, принимаешь дозы
суровой правды родины своей...

2003 г.


* * *


Меня устраивает это,
меня устраивает то.
И полбеды, что у поэта
мозги давно как решето.

Беда, что и душа как сито,
не удержать ей чувств, увы,
и известью давно забита
труба души, до головы.

28 ноября 2003 г.


* * *


Читать людей, как будто бы донос,
с ума сойти от собственных ошибок,
и утирать брутальный римский нос
своей судьбе спокойствием улыбок.

Я падаю, уже не поднимусь,
как хорошо последнее паденье!
Я весь в ничто перетекаю, жмусь
я к людям, как растение к растеньям...

8 апреля 2004 г.


ЭКСПРОМТ


Когда мне было десять лет,
я выглядел иначе,
я был блондином, не был сед
и был вождём аппачей.

Теперь ничейный я не вождь,
зато себе хозяин:
люблю в окно смотреть на дождь
с метафизических окраин.

29 июня 2004 г.


ЭТО БЫЛО ТАК ДАВНО


Это было так давно:
танцы в клубе допоздна.
Мозаичное панно
"Комсомольская весна".

Светомузыка и хрип
в микрофон, что чуть фонит:
"В свой вагон зашла она,
улыбнулась из окна".

А из этой толкотни
выйди, воздуха глотни,
сигаретку закури,
ни о чём поговори.

В небе звёзды так крупны
словно на лимане соль,
но они мне не видны -
ум мне застит алкоголь.

Лишь потом, когда уже
провожу подругу спать,
я на горнем этаже
встречусь с совестью опять.

И, пристыженный, паду
на скрипучую кровать
и задумчиво звезду
буду в небе наблюдать.

Сквозь ажурную листву
веток яблони в саду
взгляд пущу по существу
и слезами изойду.

22 сентября 2003 г.


ФЕВРАЛЬСКИЙ ДЕНЬ


День серый, но как будто чем-то новый,
летают мошки белые под носом,
и дворник, к испытаниям готовый,
снег посыпает солью, словно просом.

Я в магазин утоптанной дорожкой
иду, в карманах руки отогревши;
сидит старушка на скамейке с кошкой,
и яблоками пахнет снег осевший.

8 февраля 2004


* * *


День ярок необыкновенно.
Приподнятость как в первый раз.
Я бодр и собран как военный.
Мир совершенен без прикрас.

И комната, где у стола я
сижу, настраивая слух,
вдруг свежая и молодая,
как я, как свет, как всё вокруг.

15 февраля 2004 г.


* * *


Давай болтай, не стоят ни гроша
твои слова. В каком бы ты порядке
их не собрал - не промелькнёт душа
в формальной и мастеровитой кладке.

Мели, Емеля, душу отведи,
клади слова, как кирпичи на стройке,
ты строил дом, но из чего? - гляди -
ты рылся где?.. Похоже, на помойке...

8 апреля 2004 г.


* * *


Когда погаснет в голове
сознание, как лампочка,
и не увижу я вовек
и порванного тапочка,

тогда, надеюсь, никогда
не стану зарабатывать
проклятых денег, господа,
и жизнь свою обкрадывать...

2004 г.


* * *


Открыть тетрадь без мысли, лишь томленье
испытывая что-нибудь начать,
и вот уже в душе стихотворенье
осмысленнее пробует звучать.

И смысл, что меньше кончика иголки,
я разглядеть пытаюсь, чтоб пролить
из этой точки золотую нить
энергии душевной в даль, в потёмки.

И вот уже я тему ухватил,
сосредоточен, сердце чуть забилось,
но тему исчерпал - я вмиг остыл, -
тьма впереди в мгновение сгустилась.

И я как зритель на театре: оп,
пред занавесом, только что закрытым,
стою, как дурень, с ртом открытым,
и думаю: пора и в гардероб...

23 февраля 2004 г.


ГОТЫ


Когда я сдохну, над могилой
прольётся дождь, и никого
я не увижу, даже милой,
и даже друга своего.

Крест покосится, лопухами
могилка прорастёт, увы,
поклонница, смердя духами,
не склонит нежной головы

над важным трупом. Только готы
напившись пива, обоссут
прогнивший крест мой или боты
о край заградки оботрут.

И хорошо. И так и надо.
Я сам как вы, я делал так.
И потому весёлым взглядом
вас провожаю на тусняк...

13 сентября 2004 г.


* * *


Много света – хорошо,
мало света – плохо.
Это вовсе не клише,
нет здесь и подвоха.

Снег кружится за окном,
солнце в лёгкой дымке,
только истина кругом,
правда БЕЗ УЖИМКИ.

6 марта 2004 г.


ОДНОГЛАЗЫЙ ПОЭТ


Одноглазый поэт
на диване скучает.
Ожидает обед
и гостям докучает.

Докучает он тем,
что молчит, недотрога,
и для новых поэм
просит силы у бога.

Но зачем, объясни,
просишь творческой силы,
ведь куда ни взгляни,
окружают дебилы!

2005 г.


* * *


Забыть все детские обиды,
недетские забыть подавно,
и в основанье пирамиды
поставить то, что в жизни главным
едва ли назовёшь - попытку
украсить жизнь гирлянд словами,
и стих, как правнуку открытку,
оставить, подписавшись: vale...

2004 г.


НА ФИЛЬМ КАРЛА ТЕОДОРА ДРЕЙЕРА
"СТРАСТИ ЖАННЫ Д,АРК"


Я б протянул спасительную руку,
когда б не жгучий стыд перед святою,
и позабытую, как детство, муку
я ощутил и пал бы перед тою,

которой дух и вера лишь подпора.
О как вернуть забытые страданья! -
и суд глупцов, и тяжесть приговора,
и блеск прозренья, и его попранье...

2004 г.


МЕЛЬКНУВШИЙ ОБРАЗ


Бывает так: ты слышишь музыку
по радио или в кино там,
глазами черканешь по кузову
авто за дальним поворотом,

и вдруг мелькнёт в твоем сознании
какой-то образ смутный, древний -
ты с мамою в каком-то здании
и голос женщины деревни,

и мама вторит ей вполголоса,
и тётя называет деткой
тебя, и гладит твои волосы,
и балует тебя конфеткой.

И всколыхнётся в недрах памяти
то чувство, что тогда возникло:
как будто сердце в мёртвой заводи
беседы женской - грустно сникло...

Лето 2004 г.


НОЧНЫЕ МЫСЛИ


Ночные мысли - как укол
иголки в нервное сплетенье,
и мысль двоится: так вот, мол,
и едет крыша от биенья

упорной думы, что ежом
топорщится в мозгу бесплодном,
и душу - ниже этажом
живущую - волной холодной

зальет отчаянье... Но сил
набравшись или выпив водки,
уснёшь и, глядь, переступил
через отчаянье кокотки,

в тебе живущей, словно жизнь
тебя содержит слишком плохо...
Гляди на солнце и держись -
так утром скажешь после вздоха...

27 февраля 2005 г.


* * *


Заброшен день вчерашний словно лыжи
на антресоли подсознанья, друг.
Опять весна. Год совершает круг.
А я всё дальше или, может, ближе.

И если встать опять на табурет
шатающийся памяти, то в дальнем
и пыльном закоулке подсознанья
не различим вчерашний дивный свет...

1 мая 2005 г.


ГОРОДСКОЙ ВЕЧЕР


На металлические реки,
по улицам Москвы текущие,
гляжу, почёсывая веки,
и думаю о нашем будущем.

И думаю: вот это на фиг
цивилизация! С ума сойти!
Курчавый, как Артём Варгафтик,
не скажет Бог: рукой не мацайте

моё Творение, уроды!
А мы такие, мы рукастые!..
И в металлические воды,
текущие "Оками", "Маздами",

"Тойотами" и "Мерседесами",
вхожу я, пасынок Московии,
и напеваю тихо: бэса мэ...
ну то есть... муча... ну вы поняли!..

12 января 2005 г.


В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ С МАКСИМОМ ЛАВРЕНТЬЕВЫМ


1


Мы в Ботаническом саду
зашли в японский сад с Максимом
и сакурою любовались,
и думали: как хорошо.

Среди камней журчал ручей
и воздух чистым был и свежим,
и попки девушек прелестных
прельщали нас, козлов двух старых.

Шучу. Не старых. Не козлов.
И ясно, что не попки вовсе
прельщали нас, а выход в новый
и качественный мир эфира...


2


За стол пластмассовый с Максимом
мы сели, чтоб перекусить
в кафе, среди деревьев в парке.
Был рядом пруд, но без воды.

От ямы без воды прохладой
не веяло, зато с небес
нас дождик лёгкий перед этим
своей прохладой омочил.

Прохладой омочил и ноги
Максим, когда бокал свой с пивом
мимо стола поставил, так что
бокал разбился, брызнув пивом.

Максим смутился, я подумал,
что трогательно видеть друга
таким растерянно-смущенным,
вот настоящий где поэт!

2005 г.


* * *


Мне нужно сесть и написать стихи –
себя я хоть на время обретаю,
когда пишу, когда из шелухи
словесной корень жизни извлекаю.

А корень жизни чувствуешь нутром,
и потому становится понятно:
души не возродят ни майский гром,
ни световые утренние пятна.

3 сентября 2006 г.


* * *


Я шёл сегодня по улице,
капало с крыш, светило солнце,
было ярко, приходилось жмуриться,
и потому я походил на японца.

Я думал о тайной печали
и радовался весеннему настроению,
у книжного магазина кричали
весело девушки - новое поколение.

Было шумно - Тверская всё-таки,
как хорошо жить на свете, думал я,
и вдыхал вкусный воздух в лёгкие,
как воду пил в реке Амударья.

Кстати, Амударья. Названье из детства,
СССР, урок географии,
долго живу я, скажу без кокетства.
(Не вспоминай, не смотри фотографии...)

Я так же юн и такой же ребёнок,
только уставший и малость напуганный,
в стекле отразился мой подбородок,
а вот и я сам - возрастом застуканный -

какой-то взрослый мужчина,
сорока лет, с длинными патлами,
но ничего, это не кручина,
я счастлив здесь и сейчас, это главное.

17 марта 2006 г.


* * *


Жизнь похожа на рваный мешок с картошкой,
дни бегут - расползается шов,
и, просыпав на землю тяжесть мира, рыжим Антошкой
стоите и думаете: хорошо.

Стоите среди поля  и думаете - куда я шёл?
Какая разница, если нет желаний.
Можно, конечно, в книжке почиркать карандашом,
но лучше так наслаждаться, без знаний.

И начинаете идти, потому что страх подгоняет,
впереди горизонт, позади висельником качается
память сердца, но надежда не умирает:
"Ничего, завтра будет лучше!"...
                                  Но ничего не случается...

18 апреля 2006 г.


В СЕВАСТОПОЛЕ


Солнечное небо, обгоревший живот,
даже веки щиплет - тоже обгорели,
я занимаюсь делом или наоборот:
вглядываюсь пристально в призрак цели.

Я в Севастополе. Славный город.
С утра до вечера какое-то колыхание
тела в пространстве, мыслей мелькание
и здоровый, по распорядку, голод.

Я режиссёр - ничего лишнего
в голову не лезет - приятный взгляд вовне;
разве что иногда раздражаюсь на ближнего,
когда что-то не так, как хотелось бы мне.

Хорошо. Лучшего не надо.
Впрочем, почему-то жалко времени...
Вокруг балясины, лестницы, колоннады,
инкерманский камень и братья по племени.

Май 2006 г.


МНЕ НЕКОГДА


Мне некогда подумать о себе -
работаю порой до самой ночи.
Мне некогда подумать о судьбе,
о справедливости и огорчаться очень.

Так жгу я настоящее, увы,
не думая о сделанного смысле,
и к ночи из чугунной головы
не вытянуть живой и свежей мысли.

Забыв себя и прошлоё своё,
работаю, вгрызаясь в нечто вящее
сознанием, что точно копиё
в цель замысла летит сквозь настоящее.

Но это настоящее - говно,
ведь я теперь работаю в кино,
а это компромисс на компромиссе.
И есть желанье дать пинка актрисе,

а нужно улыбаться - я стараюсь
и научаюсь - сам с собой в борьбе.
Мне некогда подумать о себе,
о том, во что я тихо превращаюсь...

5 августа 2006 г.


* * *


На "языке ветвей" я говорил о чём-то,
что плохо выразимо для сознанья,
язык мой не годится и для чёрта,
но в нём есть тень божественного знанья.

И эту тень, вернее очертанья,
увы, слова одни приобретают,
и это-то и есть моё познанье -
тень облачков, что незаметно тают...

2006 г.


* * *


Поэзия - игра,
всей правды не расскажешь.
Слова - лишь кожура
плодов, что не вчера
вкусил - а как докажешь?

2006 г.


* * *


Рыбий жир на подоконнике,
рыжей девочки соседство...
Не ищи значенье в соннике -
это просто твоё детство.

Мама, во дворе стоящая,
шелест, запах от акаций...
Просыпайся в настоящее,
чтоб во сне не обрыдаться...

2006 г.


* * *


Так много потеряно, что и не жаль ничего...
                                                        Олег Чухонцев

Так много потеряно, что и не жаль ни черта ведь! -
воскликнул поэт, поскорей записал эту строчку
и после задумался, вперив свой взгляд в одну точку.

Оставим сидящим его и не знающим, что тут добавить...

2006 г.




ИЗ КНИГИ ДЕСЯТОЙ. "СОЛНЕЧНАЯ НИТЬ"
(2006 — 2010 г. г.)


* * *


Человек придумал работу, чтобы убивать время,
иначе не выдержать эту тяжёлую ношу.
Мальчик с девочкой играют в мячик и по-хорошему
они только зреют для того, чтобы передать семя.

Излить семя в обманном очаровании -
вот цель для человека, равно как и для медведя гризли;
но для этого надо много лет придумывать жизнесмыслы,
в силу способностей и животного изнутри толкания.

14 декабря 2006


* * *


Тяжёлый день сегодня был: чуть не ссадили с поезда
за нарушение мною паспортного режима.
Сейчас ночь. За окном джанкойский вокзал проплывает,
хочется стишок написать без рифмованного нажима.

Буду меньше рифмовать, больше писать правды.
В купе я один, вещи почти собраны, хочется помыться.
Впрочем, как приеду, сниму номер в гостинице.
Здравствуй, моя родина, прощай неуютная заграница.

Впрочем, везде я чужой, хоть неохота мне такое писать,
ибо придётся в себе покопаться, найти чтоб виновного.
И он, конечно же, будет найден, конечно же, это я.
Такое вынужденное признание из чувства правдоподобного.

24 октября 2006 г.


* * *


Чего уж проще кажется:
родился и живу.
Я сам бы не отважился
на это дежавю.

Я сам бы не отважился
и не рождался б впредь,
вот только мне неможется
от мысли умереть.

2007


* * *


Головой упёрся
я в стекла прохладу:
я наверно стёрся -
ничего не надо.

Мягкий свет из окон
сумеречно зыбок.
Я обёрнут в кокон
собственных ошибок.

Маясь от запруды,
что я сам построил,
я не стал ни мудрым,
ни счастливей вдвое.

Лишь сильней с годами
мысли забодали:
узкими вратами
я иду - туда ли?..

2007 г.


* * *


И вот она грусть, здравствуй, грусть!
Здравствуй, непонятно чавой-то со мною.
Жизнь, казалось бы вызубренная наизусть,
ещё способна улыбаться по-новому.

Улыбаться - не значит радоваться.
В грусти улыбка более зыбкая.
Так говорю я, начиная слегка бряцать
словами, приглушая бряцанье улыбкою.

Потому что бряцанье кажется вздорным.
Усесться удобно напротив жизни течения,
словно в кинотеатре с попкорном,
и вновь испытать грусть и смятение...

2007 г.


НЕЗНАКОМКЕ


Ты мне напомнила о чуде
В ресницах прячущемся. Нежность
И глубина в меня смотрели.

А я забыл, что может сердце
Глаза так страстью наполнять...

2006 г.


* * *


День вечерний настаёт.
Голубеет небо.
Снег морозный словно мёд
на буханке хлеба.

Солнце светит от души.
Тени уж до трассы.
Все мгновенья хороши,
все мгновенья в кассу.

2007 г.


* * *


Солнечный морозный день.
Радостно-воздушно!
Только скоро ляжет тень
сумерек бездушных.

Так что в радости есть грусть;
и ловлю мгновенье:
день закончится, так пусть
хоть в стихотворенье

эта солнечная нить
золотит мне память,
чтоб хоть что-то сохранить,
что-то не заямить.

2007 г.


* * *


Я буду сам собой, я буду в тишине
вовнутрь себя смотреть, пока не углубится
колодец пустоты, пока на самом дне
наружный этот мир, как сон, не отразится.

Я этот свой покой томительно люблю,
я жду его весь день, пока кипит работа,
чтоб внутрь себя смотреть, где оком глубь сверлю,
и это есть моя еврейская суббота.

1 февраля 2007 г.


* * *


Я только о себе и пел.
Что делать, так уж получилось.
И только то, что мне не снилось,
мой перед вечностью задел.

Я оторваться от себя
всегда мечтал, как от лекала...
Но одного желанья мало -
поймёшь, судьбу свою сгубя...

2007 г.


* * *


Как зверь брожу я по квартире,
круги наматывая зря;
а может побряцать на лире,
компьютеру благодаря?

И то, пожалуй, развлеченье.
Иначе время просто жгу
как нефть - без цели, без значенья, -
лишь утомляясь на бегу.

Смысл обретая ненадолго
в движенье ложном ни к чему,
я мыслю: дух мой - та же ль Волга?..
куда впадает?.. Не пойму...

3 февраля 2007 г.


* * *


Нет опыта
и всё по старому
Два робота
с пивною тарою
идут мимо меня
болезные
как я
одруженные с бездною...

8 сентября 2007 г.


* * *


Я выключил проклятый телевизор;
обман для чувств, уловка для сознанья -
он дух склоняет растекаться низом;
куда труднее восхожденье к знаньям!

Как будто в вашем сердце кто-то склизкий
вас занимает сладостным подлогом.
Обменный пункт, где курс настолько низкий,
что вы ни с чем останетесь пред богом.

2007, 2008 г.


* * *


В московских двориках гуляю
и вязким воздухом дышу.
Слова сознаньем опыляю
и в телефон стишок пишу.

Как будто из цветной бумаги
мир вырезан вокруг меня:
дома, машины, люди, флаги -
вся бутафорская фигня.

2008 г.


* * *


Каштаны в Киеве цветут,
сирени запах обалденный.
Я счастлив оказаться тут,
в прекрасно сотканной Вселенной.

Шагаю, радостно дыша,
и жизнь вокруг благословляю.
Я никому здесь не мешал,
и никому не помешаю.

Спасибо, Господи, Тебе,
за жизнь, как дар, за это чудо
увидеть то, что Ты хотел
мне дать, как лакомое блюдо.

3 мая 2008 г.


* * *


МОЛЧИ, СКРЫВАЙСЯ И ТАИ -
сказал один поэт.
И я молчу, друзья мои,
тут разговора нет.

ТУТ разговора нет, друзья,
ТАМ разговора нет...
Не делай то, чего нельзя,
как завещал поэт.

28 июля 2008 г.


* * *


Я жил в трущобах этих,
я в этих дебрях жил.
Здесь ангела заметил,
но демону служил.

И потому, наверно,
расстроен, как рояль,
я говорю: всё скверно,
всё бесконечно жаль.

Мой милый Симферополь,
я здесь родился, рос;
хранитель моих грёз,
души моей акрополь.

2008 г.


* * *


Писатель всякой глупости,
доживши до седин,
хожу свой бедный ум пасти,
в края, где я один.

Пространство одиночества
привычно и легко.
И ничего не хочется,
и хочется всего.

2009 г.


* * *


Дойти до дна и оттолкнуться,
и снова выплыть где-нибудь.
И двинувшись со всеми в путь,
почувствовать себя в кибуце.

Под новой маской находить
опять зазор для недовольства.
И непонятное расстройство
понятным действием лечить.

5 мая 2009 г.


* * *


"Boney M", а после "ABBA"
я послушаю один
и расхнычусь точно баба...
Вот и дожил до седин.

Иль "Pink Floyd" включу погромче,
вспомню юность и портвейн,
как разглядывал я почерк
одноклассницы своей...

Ванька, Сёмка, Серый Смольный
мои лучшие друзья...
Но довольно, брат, довольно...
Сопли распускать нельзя...

3 июля 2009 г.


* * *


День проходит. Пробегает.
Пролетает год.
Жизнь сама себя роняет,
как созревший плод.

Оттого-то распластаться
среди бела дня
на асфальте грузной грацией
тянет так меня.

2008/2009 г.


* * *


На поэта Вишневого я всё больше похожу.
Как и он я бестолково в ожидании брожу.

В ожидании чего-то, в ожидании всего.
В этом вся моя работа, в этом вся была его.

Умер он, друзьями признан, я пока ещё живу.
Как умру, то буду издан на меху и на жиру.

9 мая 2009 г.


* * *


Ничего не хочется менять.
Никого не хочется учить.
Я родился ничего не знать,
я родился просто жизнь прожить.

Мимо пролетает чья-то жизнь,
мимо пролетает и моя...
За надежду зыбкую держись,
за её сыпучие края...

30 января 2010 г.


* * *


Давай играть в футбол, дружок,
давай играть в футбол,
пока не зазвучит рожок,
и не забьёт нам гол
тот, кто играет лучше нас
играет дольше нас.
Ещё никто, ещё никто
не выиграл у него...

16 ноября 2010 г.


ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА


Ребёнок плачет за окном
так истерически надрывно,
что задаю себе вопрос:
чего ты хочешь, тварь малая?

Твои желания слепы
и безграничны в своей силе,
но всё же мамочку свою
ты будешь слушаться, ублюдок!

9 октября 2010 г.


* * *


Иллюминация. Хрещатик.
Повсюду музыка как гул.
Бухой, в распахнутом халате,
на лавке Дед Мороз уснул.

Снегурка дышит перегаром
ребёнку нежному в лицо,
присев перед семейной парой,
перед застенчивым отцом.

Бесснежный вечер. Променады.
И не безмолствует народ.
Наверно всё идёт как надо,
наверно скоро Новый год.

25 декабря 2010 г.


* * *


Был я молод и прекрасен,
хоть, возможно, грязноват.
А теперь я чист и ясен,
однозначен, туповат.

Вот такие перемены,
вот такой круговорот.
Оказалось, что я тленный,
скверный вышел анекдот.

Май 2011


* * *


Двадцатилетний Пушкин
по Невскому гуляет
и сладостным восторгом
полна его душа.

Лелеет сердца звуки
и придаёт им форму
легко и беззаботно
в искристые стихи.

Он полон изумленья,
как это всё возможно,
чтоб дар волшебный, чудный
ему принадлежал?

И «Демон» не написан,
«Пророк»  ещё не снился,
и нет ещё основы,
чтоб написать «Анчар».

Как хорошо, должно быть,
ему гулять и думать,
что в жизни он счастливчик,
коль есть волшебный дар...

21 июля 2011


* * *


Груши с дички осыпаются,
как продукция фастфуда.
Всякий в этой жизни мается
от бессмыслицы и флуда.

Начертай в своём сознании
план прогулок на сегодня,
чтобы время с расстоянием
поженить, где ты им сводня.

Разложи ты числа времени
на пространственные числа,
чтобы вышло уравнение
твоей жизни, где нет смысла.

2011 г.




НОВЫЕ СТИХИ
(2012 — 2016 г. г.)


* * *


Как хорошо обняв подружку
лежать не думать ни о чем
шептать ей глупости на ушко
и целовать её плечо

А после в парке прогуляться
держа любимую ладонь
опавшим клёном восхищаться
смотреть на воду и огонь

От меланхолии осенней
опять запрятаться в кровать
и в миг животных исступлений
её глубокий взгляд поймать

такой что сердце вам внезапно
её бездонный взгляд прожжёт...
Вот так любовь вас поэтапно
и приведёт на эшафот...

2 октября 2012


* * *


Мягкий падает снежок
На асфальт, блестящий влажно.
Всё проходит, мой дружок,
Приготовься быть отважным.

Приготовься быть отважным,
Всё проходит, мой дружок...
Мягкий падает снежок
на асфальт, блестящий влажно...

2012-2013


СТИШОК О ДЕВОЧКЕ


Лучше всех на свете
Девочка моя!
Это знают дети,
Это знаю я.

Это знают мишка,
Зайчик и волчок.
Озорной мальчишка,
Смирный старичок.

Это знают трутень,
Пчелка и оса.
Это даже Путин
Говорил мне сам.

Это знают жаба,
Ласточка и клён.
Девушки в хиджабах,
Президент ООН.

Шепчут "Как ты люба!"
За пять тысяч вёрст
Ботоксные губы
Голливудских звёзд.

В мире не встречался
Мне такой халдей,
Чтоб не восхищался
Девочкой моей!

2013 г.


ВЕСНА В КИЕВЕ


Почки набухают,
будет хорошо.
Во дворе бухают,
говорят:" А шо?"

Без пальто в толстовке
хорошо пройтись
по подсохшей бровке,
жмурясь, глядя ввысь.

Солнце. Потеплело.
Вот опять весна.
Жизнь - такое дело.
Жизнь - она ясна.

5 апреля 2016

  
© 2016